К вопросу о постановке классики. Часть 2

Вишневый сад

Во второй части небольшого исследования разработаю собственную классификацию спектаклей и попробую поискать смысл в разных инсценировках пьесы «Вишневый сад».

Буду пользоваться терминологией молодой советской республики и введу понятия «пролетарского» и «буржуазного» спектакля.

Всё это уже было в нашей истории. Моё «противопоставление» сродни тому, что существовало, например, во второй половине XIX века в литературе, драматургии и журналистике. Вот и решите: вы за условных Некрасова, Белинского и Чернышевского или за столь же условных Булгарина и Жуковского?

«Пролетарские» (они же «революционно-демократические») спектакли. Около двух лет назад камерный негосударственный театр «Особняк» опубликовал небольшой «манифест». Он настолько прекрасен, что, вопреки законам жанра, приведу его почти целиком.

В театре не должно быть комфортно. Конечно, это не про физические удобства. […] Речь о другом. Сейчас театр рассматривают как эмоциональный аттракцион или побег от реальности. Но театр всё же сложнее. Это внутренняя работа, пространство для мысли, повод для сочувствия. Это опыт. Одновременно опыт повседневного и опыт невозможного.

И спектакль существует не для того, чтобы нравиться, а чтобы перевернуть взгляды, стряхнуть пыль с привычных установок. Спектакль нужен, чтобы человек мог понять для себя что-то новое, задать себе неудобные вопросы и измениться.

В этом есть даже какое-то религиозное начало — путь к покаянию — изменение ради лучшей версии себя. Пресловутый катарсис, очищение через страдание…

Искусство ради искусства мертво. Всё равно в центре всего человек, жизнь. И увиденное, осознанное через спектакль должно оставлять следы в реальности. Иначе зачем всё это?

«Пролетарский» «Вишневый сад» — осмысленный, адекватный и злободневный — я впервые увидел в Народном театре «Глагол» (студенческом театре Политеха) больше двадцати лет назад. Очень жаль, что сейчас он выведен из репертуара.

Ярче всего запомнилась использованная в постановке песня покойного барда Евгения Бачурина, полная нежности, беззащитности и светлой печали:

Мы живём в ожидании вишен,
В ожидании лета живём.
А за то, что одной лишь надеждою дышим,
Пускай нас осудят потом…

И в этом спектакле, и в этих строчках была горечь от неминуемого расставания с эпохой — расставания, происходящего помимо нашей воли, навязанного кем-то. И тот «Вишневый сад» в зале на 80 мест был дьявольски актуален, потому что то же самое происходило повсюду вокруг.

Вот «Лопахин» искусственно обанкротил и закрыл важный оборонный завод, потому что слишком уж приглянулась земля в центре города — там можно построить элитное жильё. А вот «Лопахин» снёс миленький старинный особняк, который незадолго до этого как бы невзначай чиновники лишили охранного статуса, — теперь на этом месте будет 20-этажная бетонная коробка. А вот «Лопахин» вырубил половину сквера — всё с той же целью. А вот «Лопахин» закрыл ещё один завод, на этот раз — на побережье. Теперь там, где ещё недавно делали полезные штуки, пускай и страшненькие внешне, больше не делают ничего. Теперь туда со всех сторон слетелось крикливое хипстерьё — оно не производит, только каркает. Теперь там коворкинг и смузи, и всё на английском.

Побывав на месте, где когда-то стоял твой родной завод или твоя школа, можно испытать ничуть не менее сильные ностальгические чувства, чем, например, на могиле отца. Жаль, что это почти невозможно понять моим юным ученикам — они жили только в одной стране, а не в двух разных. Им просто не с чем сравнивать. И не о чем тосковать.

А мне же в пору написать: «Я/МЫ Вишневый сад». Помните, как это делалось во время кампании по поддержке одного московского журналиста?

«Буржуазные» спектакли. Как сказано в «манифесте» «Особняка», существуют для комфорта и эмоционального аттракциона.

Взять, например, «масочный» спектакль «Серёжа» МХТ имени Чехова, который был дважды показан при аншлаге на большой сцене БДТ в самый разгар коронавируса. Авторы постановки раздербанили (деконструировали) на этот раз «Анну Каренину» и сделали главным героем не Вронского и не саму Анну с мужем, а их сына Серёжу. Зачем?

Буржуазному спектаклю — буржуазного зрителя! Приехавшая на дорогих иномарках публика рукоплескала сверкающему и абсолютно безобидному зрелищу. Никакого нервяка, никаких проблем. Мало одной «Карениной» — для смеха приплетём ещё и полный человеческих трагедий военный роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Зачем? Не спрашивайте. Это театральность ради театральности и деконструкция ради деконструкции. Вещь в себе. Яркая «дразнилка для глаз», как говорит в таких случаях Семён Сытник. «Искусство ради искусства», как говорят в «Особняке».

Двухчастный спектакль театра «На Литейном» под названием «Вишнёвый сад. Тишина» состоит из самопрезентации персонажей пьесы и пластического перформанса.

ЛопахинПерсонажи стоят по отдельности и по очереди произносят собственные монологи. К каждому актёру можно довольно близко подойти, подробно изучить, рассмотреть его в образе. И всё. Можно ли назвать это полноценным общением с персонажами пьесы? Диалогом со зрителями? Конечно, нет. Хотя, если уж заниматься деконструкцией и выдёргивать из цельной ткани пьесы персонажей поодиночке, выставляя их на обозрение, можно было бы дойти до логичного апогея и предложить актёрам разговаривать с наиболее активными зрителями от лица своих персонажей. Разумеется, первым пришлось бы проделать для этого определённую внутреннюю работу — тут мало одной импровизации.

Вот стоит «вечный студент» Петя Трофимов с томиком Маркса. Да, за Маркса ему можно простить очень многое, едва ли не всё. Но что бы сказал Петя (или играющий Петю Сергей Матвеев) о нынешних временах из своего 1903-го?

Заметим: на показе в июне, который проходил не в саду Фонтанного дома, а в помещении театра, игравший старого слугу Фирса нестарый Александр Кошкидько развлекал зрителей созданием селфи, пока его коллеги тихонько занимали места по углам зрительского фойе. Есть такой снимок и у меня, я им даже горжусь. Но это был Александр, а не Фирс — вы ведь чувствуете разницу?

«Не было желания, чтобы актёры разговаривали со зрителями, — отмечает режиссёр постановки Андрей Сидельников. — Лучше Чехова не напишешь, а своими словами…»

Петя ТрофимовДеконструкция пьесы продолжается и во второй, пластической, части спектакля. Там мы видим «видеовизитки» каждого персонажа и доигрываем за него то, чего нет. Вот муж Раневской пьёт много шампанского и умирает от него прямо на сцене, а вот мы дружно топим в аквариуме утонувшего в семилетнем возрасте сына Раневской Гришу, за которым не уследил всё тот же Петя Трофимов. Как известно, в пьесе об этом упоминается лишь вскользь.

Можем ли мы позволить себе подобные творческие эксперименты? Разумеется, это не запрещено.

Будет ли это всем безусловно интересно? Конечно, нет. Как сказано в одной из статей о спектакле, «консервативные любители классики будут ожидать чего-то более привычного».

«Конечно, это больше перформанс. Каких-то суперидей мы не преследовали», — продолжает Андрей Николаевич.

Пожалуй, основная концептуальная претензия к постановке заключается в том, что в этой «деконструкции ради деконструкции» нет самого «Вишневого сада». Ребёнка топили-топили, а потом выплеснули вместе с водой. Вы не увидите здесь конфликта между «эффективным менеджером» Лопахиным и «неэффективными не-менеджерами» из семьи Раневских. Вы вряд ли испытаете жалость к обречённому саду, а вместе с ним — к уходящей эпохе. Как одиночное явление этот спектакль, безусловно, интересен, а вот как тенденция — бесполезен.

«Когда в финале на экране появляются кадры горящего бумажного макета усадьбы Раневской, некоторые зрители переживают, — не согласен режиссёр. — Или когда тонет мальчик…»

Путями КаинаВ 2016 году второй фестиваль «Точка доступа» завершился уличным спектаклем Максима Диденко «Путями Каина» по мотивам одноимённого цикла поэм Максимилиана Волошина. Архангельские актёры бегали по Свердловской набережной, кричали в мегафоны, разбрасывали листовки, поливали друг друга водой из вёдер, жгли огонь, били в барабаны. Но от самого Волошина остался лишь один небольшой фрагмент текста в финале спектакля и пара строчек на листовках. «Спрашивается, при чём тут мэр Лужков», — как говорил в 1999 году покойный Сергей Доренко.

В ответ на мой вопрос, не слишком ли мало в спектакле по Волошину было собственно Волошина, режиссёр сказал довольно жёстко: «Если вы хотите больше Волошина, можете почитать поэму или съездить в его дом-музей».

Вот и я, пожалуй, достану с полки томик Чехова.

Текст: Евгений Веснин
Фото: пресс-служба театра «На Литейном», Евгений Веснин

ПОДЕЛИТЕСЬ ЭТОЙ НОВОСТЬЮ С ДРУЗЬЯМИ

Прокомментируйте первым "К вопросу о постановке классики. Часть 2"

Оставьте комментарий

Ваш адрес не будет опубликован


*


Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.