Премьера спектакля Бориса Павловича «Лавр» по одноимённому роману доктора филологических наук Евгения Водолазкина в театре «На Литейном» по праву должна была стать одним из крупнейших театральных событий Петербурга в уходящем году. Но не стала.
Казалось бы, успеху могло сопутствовать многое.
Роман, переведённый на более чем двадцать языков мира. Автор — безусловно любимый петербургскими интеллигентами учёный аж из самого Пушкинского дома. Модное постмодернистское построение текста, соединяющее несоединимое: бережное и одновременно вольное обращение с разными эпохами, использование в условном житии святого ненормативной лексики, бьющая через край интертекстуальность, предъявляющая особые требования к эрудиции, опыту, зрелости читателя.
Режиссёр — известный во всей России адепт социально-документального театра. Будучи изгнанным дурацкими соседями из «Квартиры», он и сейчас продолжает рассказывать человеческие истории, попытавшись сделать очередной документальный проект сетевым. Сотрудничая с фондом «Антон тут рядом», Борис и в «Лавре» задействовал «лиц с расстройством аутического спектра». Это странные бородатые мужики в спецовках.
Роман читают, а спектакль не смотрят. Нерепрезентативным, но ярким подтверждением тому стала встреча с писателем и режиссёром, посвящённая роману и спектаклю «Лавр» и состоявшаяся 4 ноября. На вопрос, кто из пришедших на обсуждение спектакля смотрел его, из сотни присутствующих подняли руку пять-шесть человек.
Почему же так случилось?
По состоянию на конец ноября 2019 года прошло всего шесть премьерных показов. Мало? Пожалуй, да. В этой связи понемногу перестаёт быть шуткой прозвучавшее 4 ноября предложение играть в театре «На Литейном» только «Лавра».
Первая в мире попытка перенести известнейший роман на сцену оказалась крайне успешной, что значит — очень сложной. И потому, что постмодернистский роман получил постмодернистское же сценическое воплощение. И потому, что Борис Павлович заставляет зрителей вести напряжённую духовную работу, к чему готовы немногие.
Первое, что бросается в глаза, — роман нарочито небрежно инсценирован. Как будто специально разные действия «брошены» на разных стадиях репетиционного процесса: вот здесь пришедший на премьеру зритель наблюдает банальную читку, тут текст уже выучен, но не более, там режиссёр ещё не определился с выбором исполнителей, поэтому пробует всех на все роли по кругу. За три с половиной часа показа спектакля можно насчитать не больше получаса собственно «театрального театра», когда на сцене происходит не просто чтение по ролям и не пинг-понг из образов, не закреплённых за конкретными актёрами, а нечто классическое. Театральность безоговорочно принесена в жертву аутентичности текста, в результате чего зачастую вам просто декламируют со сцены без какой-либо драматизации, словно в школьной «живой газете». «Мы обслуживаем текст», — говорил весной в интервью Борис Павлович.
На первый взгляд странно, но режиссёр смог воплотить в этой «недоинсценировке» главный, по его словам, образ — квадратный шар. Собственно, весь спектакль такой — это «квадратный шар, который возможно показать только в театре».
Для костюмов почти всех актёров (за исключением исполнителя роли итальянца Амброджо) и для оформления сцены в первом акте взята за основу эстетика СССР 70-х годов. Борис Павлович поместил персонажей из XV века в декорации советской производственной драмы. И вот травник Арсений лечит несчастных крестьян и дворян на фоне трёх секций бетонного забора «алмазная грань». А псковские юродивые проводят своё «тайное вечере» в ватных подшлемниках от строительных касок, словно в обеденный перерыв «на объекте». Вот-вот прозвучит: «Петрович, майна, едрить твою кочерыжку!» И оно как раз там и звучит. Едрить.
Евгений Водолазкин не любит «костюмность» и ещё недавно откровенно опасался, как бы спектакль по его роману не стал реалистично костюмированным действом, и актёры не ходили бы по сцене в лаптях с онучами.
Два огромных акта, разделённых продолжительным перерывом, различаются, словно небо и земля. Так и есть: Павлович показывает скитания главного героя по миру дольнему в первой половине и прямой путь в мир горний — во второй.
Невыносимо тяжёлый первый акт и легчайший второй. Открывает спектакль «броуновское» движение актёров по сцене и залу: подъём, остановка, спуск, переход, снова подъём, снова спуск. Известный петербургский театральный режиссёр Алексей Янковский 31 мая, ровно через неделю после премьеры «Лавра», провёл открытую лекцию для желающих заниматься на его курсах. Трёхчасовое выступление он построил точно так же: чудовищная первая часть и невероятно душевная вторая. Так он отпугивал «непосвящённых», зашедших поглазеть. В результате после перерыва в аудитории осталось меньше половины слушателей, но именно с ними имело смысл работать.
Уходили в антракте и с первых показов «Лавра». Конечно, не половина зрителей, и даже не четверть, но «дыры» в зрительном зале были видны. «Сейчас некоторые уйдут, и Вы сможете сесть более удобно», — заверила меня пожилая женщина-контролёр 7 июня.
Первый акт решён на чёрном фоне, а второй — на фоне задника из лоскутков, созданного в стилистике Тимура Новикова. Об этом тоже специально упомянул Борис Дмитриевич. Лучшие образцы петербургского андеграунда живы и обретают новые воплощения, радуя тех, кто застал иные времена.
Травник Арсений, на руках у которого умирает в родах невеста, отправляется в путь, чтобы спасать людей, — конечно, тех, кого удастся спасти. А пока мы следим за его странствиями, в «фоновом режиме» ведём непростой разговор с самими собой и не можем не спросить себя: «А твоя Устина, твоя любовь всей жизни, тоже умерла у тебя на руках невенчанной и неотпетой? Или у тебя всё сложилось, и вы соединены в крепкий и надёжный союз? Или она ходит рядом, на расстоянии вытянутой руки, но даже в самых смелых фантазиях не сможет представить отношения с тобой, динозавром из пятнадцатого века?»
Герой одного из лучших отечественных детективных сериалов «Крик совы», вахтёр общежития, блестяще сыгранный старым ленинградским актёром Николаем Ивановым, говорит в одной из серий: «Поиск человека, что бы он ни искал, — тщета и бессмыслица. От того человек и несчастлив. А счастье — в неведении…»
Арсений — северянин, родился и вырос на территории нынешней Архангельской области. Там и начинается действие спектакля. Сосредоточенность северного человека, его сокровенность и погружённость в себя позволяют не расплескать внутренний сосуд. А верность данному однажды слову, выбранному однажды служению, случившейся однажды любви дают ему внутренние силы и постепенно приводят к апогею жизненного пути.
И не снискать более Арсению земного счастья, ибо желанное недостижимо, а нежеланное не нужно.
Отдельный поклон за музыкальное оформление спектакля. Старинный духовный «Стих о страннике», ныне считающийся старообрядческим, положен на музыку, но звучит “a сappella” в исполнении актёров.
Время радости настало,
Я в восторге себя зрю.
Моё сердце встрепетало,
Из очей слёз токи лью.
Один из крохотных «по классике» инсценированных фрагментов спектакля — действие, посвящённое аспиранту ЛГУ Юрию Строеву, который в 1977 году приехал в Псков на раскопки для завершения собственной диссертации, поселился у одинокой женщины с маленьким сыном, полюбил их, но не решился увезти с собой в Ленинград.
Занятно, что сюжетная линия Строева в романе Водолазкина отчасти перекликается с сюжетом уже упомянутого сериала «Крик совы». Только в сериале капитан госбезопасности Митин энергично увозит любимую женщину с маленьким сыном из города Остров Псковской области к себе в Псков. Занятно и то, что играющий Строева актёр типажом напоминает исполнителя роли капитана Митина Сергея Пускепалиса. Да, это всего лишь совпадение, но какое прекрасное.
Мы могли бы стать счастливее. Но мы упускаем возможности, не делаем решительный шаг в нужную минуту, поэтому лишь множим ошибки и усложняем судьбу. Все мы в каком-то смысле Юрий Строев, все мы иногда слишком увлекаемся бумагами и не замечаем за ними живых людей.
Что же делает Арсений, постепенно становящийся монахом-схимником Лавром? Он по-прежнему помогает людям, но, что особенно важно, — молодым девушкам. Исцеляет, наставляет, утешает их, берёт на себя их грехи, спасает репутацию. И в каждой пытается увидеть свою Устину. Подойдя к стенам Иерусалима, он видит себя молодым у её тела. Главная ошибка всей жизни не отпускает, только после искупления душа Лавра сможет освободиться.
Потрясающе светлая (в том числе, в буквальном смысле) и торжественная, при этом рвущая душу концовка — и есть искупление за долгое странствие.
Главный герой ещё одного современного модного романа — «Географ глобус пропил» — школьный учитель Виктор Служкин так определяет святость: «Это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь изгоняет страх».
Вот так бы однажды, вслед за Арсением-Лавром, исправить ошибки молодости и со спокойной душой отправиться в путь.
Прощай, весь мир, со страстями
и со прелестию на век
и со всеми суетами:
я от вас уже далек.
Текст: Евгений Веснин
Фото: пресс-служба Театра «На Литейном»
Прокомментируйте первым "Время радости настало"