Навсегда

Спектакль «Антарктида» по одноимённой пьесе Ульяны Гицаревой идёт в театре «На Литейном» уже почти шесть лет. Но особенно актуальным он стал именно сейчас, ранней весной двадцать второго…

Опытный полярник Пётр Георгич Клюшников проводит очередную зимовку на российской антарктической станции «Молодёжная». Вместе с ним отец Александр, православный священник, оформленный как строитель-ремонтник и мечтающий открыть в Антарктиде постоянно действующий храм. А ещё — 23-летний Левон, которого Клюшников зовёт ребёнком, и якутская лайка по имени Мишка. Собака — полноценный персонаж, она вступает в диалоги с людьми; её играет актриса, которая ходит с бутафорной фигурой лайки в натуральную величину.

В инсценировке применён прогрессивный для 2016 года приём: съёмка действия с трансляцией в реальном времени на большой экран на заднике (точнее, экранов три — два небольших размещены по краям авансцены). В отличие от многих спектаклей, где этот приём также использован, в «Антарктиде» он оправдан структурой сюжета пьесы. Её текст — последовательность расшифровок звука с кино- или видеоплёнок, якобы найденных на опустевшей полярной станции. «Хроника полярной станции» — заявленный жанр спектакля.

А ещё на сцене присутствует трёхмерный макет рельефа полярного материка, на котором с помощью макросъёмки отображаются «уличные» сцены. А на левом краю авансцены стоит стол с двумя зеркалами и гримом, где актёры сами гримируют себя по ходу спектакля. А ещё полярники в 1994 году почему-то слушают песню «Манхэттен» группы «Банд’Эрос», которая была записана в 2007-м. О многих деталях постановки уже рассказали мои коллеги за предшествующие пять с половиной лет. Гораздо важнее другое.

Квартет Романа Агеева, Александра Кошкидько, Виталия Гудкова и Полины Вороновой захватывает с первой минуты и не отпускает до финальных поклонов. При минимуме декораций и реквизита, на полупустой сцене, благодаря харизме актёров и качеству материала вовлечённость возникает моментально. И вот мы в конце прошлого века…

В 1994 году на станции «Молодёжная» в Антарктиде не было дикпиков. Не было Дани Милохина и Даши Корейки. Не было геликов и лады седан баклажан. Не было коучей и диджеев из сети кальянных. Не было мефедрона и «крокодила». Не было бизнеса. Как писал полвека назад всё тот же Станислав Куняев: «Хорошо, что мы северный люд, — снег и холод препятствуют гнили». В этом смысле совсем неважно, что Антарктида находится на южном полюсе — снега и холода там тоже предостаточно.

Эти люди там, в Антарктиде, сохраняют поразительную, уже немыслимую для нас сегодняшних стабильность и надёжность. Что внешне объяснимо как их работой, так и местом, которое они добровольно выбрали. Каждый день один и тот же ледовый пейзаж, каждый день одни и те же минус 52. Изредка — пингвины, ещё реже — сияние и другие метеорологические приколы.

Но и внутри они неизменны, будто бы монолитны. Абсолютно честны перед самими собой и друг перед другом. Верны своему долгу не меньше, чем военной присяге. Жертвенны. Их готовность к реальному самопожертвованию из-за неподтверждённой, лишь потенциальной угрозы людям на Большой Земле действительно едва не приводит к гибели. Спасает взаимовыручка — ещё одна черта из прошлого.

Они, мужчины минувшего века, знают, что такое честь и достоинство. Знают, что такое рыцарское отношение к женщине. Знают, что такое «бескорыстно» и «не требуя взамен». Знают, что такое «навсегда».

Расшатать и, наконец, разрушить их стабильность способны только новости с Большой Земли. Сначала это «Чёрный вторник» — из-за внезапного скачка курса доллара дизельное топливо подорожало, нового завоза в Антарктиду не будет, нужно экономить то, что осталось. Потом сейсмическая активность в Турции. И наконец — известие о закрытии станции.

Большую Землю, которая ещё недавно звалась Советским Союзом, а теперь, уже три года, — Российской Федерацией, — лихорадит. Там уже расстреляли из танков высший орган государственной власти, уже приняли узурпаторскую «супер-президентскую» конституцию, уже обесценили многолетние сбережения простых граждан, уже раздали им почти бесполезные «ваучеры». Родилась, выросла и уже перестала существовать самая известная финансовая «пирамида» — МММ. В моногородах, где единственный завод разорён и закрыт новыми «хозяевами», старшеклассницы уже выходят на трассу, чтобы прокормить свои семьи с безработными родителями. Большинство работоспособного населения мечтает о зарплате в двести долларов в месяц. Смертность в полтора раза превышает рождаемость. Количество заразившихся ВИЧ приближается к миллиону. По числу самоубийств — и абсолютному, и на душу населения —  «новая Россия» прочно удерживает мировое лидерство.

На Большой Земле деньги могут за одну ночь превратиться в цветные бумажки. В Антарктиде всё не так — полярная ночь останется полярной ночью на ближайшие полгода. На Большой Земле любимая девушка, счастье с которой казалось почти сбывшимся, может внезапно охладеть к тебе и попросить не провожать её после концерта. В Антарктиде охладевать уже нечему и некуда — минус 52 неизменны, стабильны и надёжны.

Интересно, окажись Пётр Георгич Клюшников в Москве годом раньше, в октябре 1993-го, пошёл бы он защищать Дом Советов и съезд? Возможно, да. Он ведь за Ленина и за Советский Союз. А главное — он за справедливость. Ленин пока ещё лежит в Мавзолее, хотя ажиотаж вокруг идеи выноса его тела в 1994 году в самом разгаре. Но Ленин — это тоже стабильность, и Пётр Георгич понимает это гораздо лучше остальных: «Ленин нас защищает! Слева храм, справа храм, а по центру — он!»

Слушая Клюшникова, понимаешь, каким может быть единственно верное отношение к событиям на Украине у человека, жившего в Советском Союзе и помнящего все пятнадцать братских республик: «Большая беда случится, если союзные братья друг на друга пойдут».

А знаете, кому обязан Мишка своим именем? Тому самому политическому деятелю, который непосредственно причастен к разрушению СССР. «Но если куда-то целый Советский Союз делся… — рассуждает собака. — Деревья-то такая мелочь…»

Оказывается, так можно: проснуться однажды утром — больше нет твоей Родины. Проснуться ещё раз — больше нет твоего дела, образа жизни, дома.

Полярники шокированы. Клюшников в первые секунды отказывается не только верить в то, что «Молодёжную» закрывают «из-за нехватки финансирования», но даже слышать об этом. Дважды отвечает: «Не понял» в ответ на сообщение, полученное во время сеанса радиосвязи с Большой Землёй. А вы бы моментально осознали и приняли то, что ваш мир рушится в одночасье?

А вы бы не стали плакать, поняв, что последняя в вашей жизни надежда на подлинное счастье внезапно отменена без каких-либо объяснений?

Если отнять у полярников станцию — их малую Родину — так же внезапно и подло, как до этого отняли большую, смысл дальнейшего существования будет утрачен безвозвратно. «Мы больше не знаем, из какой мы страны», — говорит Левон. Я тоже — уже тридцать лет.

— Мы съездим в Россию.
— Только съездим?
— Ну, возвращаются туда, где уже были. А в этой России я ещё не был.

Всё это время они были «белой гвардией наоборот» — как если бы сто лет назад в Гражданской войне проиграли красные и уже они рассеялись бы по всему миру, создавая то тут, то там крохотные островки страны-которой-нет, некогда единого для всех дома. Проницательный читатель поймёт, что дело тут вовсе не в политических убеждениях, иначе вряд ли «краснопузый» Клюшников пил бы водку со священником.

Но добрались и до них…

Как же грустно, но по-настоящему справедливо, что постановщики пьесы в театре «На Литейном» в числе множества переделок оригинального текста добавили в него сухую «информашку»: самолёт с двумя членами экипажа и тремя полярниками исчез с радаров над Антарктидой.

— Как настроение?
— Бодрое и печальное.
— Почему печальное? Не хотите домой?
— Тут дом.

Если и можно о чём-то всерьёз просить судьбу, то только о том, чтобы оказаться с Петром Георгичем Клюшниковым, отцом Александром, Левоном и Мишкой там, в Антарктиде. И остаться вместе с ними. Навсегда.

Текст: Евгений Веснин
Фото: Сергей Рыбежский