Во второй части небольшого исследования разработаю собственную классификацию спектаклей и попробую поискать смысл в разных инсценировках пьесы «Вишневый сад».
Буду пользоваться терминологией молодой советской республики и введу понятия «пролетарского» и «буржуазного» спектакля.
Всё это уже было в нашей истории. Моё «противопоставление» сродни тому, что существовало, например, во второй половине XIX века в литературе, драматургии и журналистике. Вот и решите: вы за условных Некрасова, Белинского и Чернышевского или за столь же условных Булгарина и Жуковского?
«Пролетарские» (они же «революционно-демократические») спектакли. Около двух лет назад камерный негосударственный театр «Особняк» опубликовал небольшой «манифест». Он настолько прекрасен, что, вопреки законам жанра, приведу его почти целиком.
В театре не должно быть комфортно. Конечно, это не про физические удобства. […] Речь о другом. Сейчас театр рассматривают как эмоциональный аттракцион или побег от реальности. Но театр всё же сложнее. Это внутренняя работа, пространство для мысли, повод для сочувствия. Это опыт. Одновременно опыт повседневного и опыт невозможного.
И спектакль существует не для того, чтобы нравиться, а чтобы перевернуть взгляды, стряхнуть пыль с привычных установок. Спектакль нужен, чтобы человек мог понять для себя что-то новое, задать себе неудобные вопросы и измениться.
В этом есть даже какое-то религиозное начало — путь к покаянию — изменение ради лучшей версии себя. Пресловутый катарсис, очищение через страдание…
Искусство ради искусства мертво. Всё равно в центре всего человек, жизнь. И увиденное, осознанное через спектакль должно оставлять следы в реальности. Иначе зачем всё это?
«Пролетарский» «Вишневый сад» — осмысленный, адекватный и злободневный — я впервые увидел в Народном театре «Глагол» (студенческом театре Политеха) больше двадцати лет назад. Очень жаль, что сейчас он выведен из репертуара.
Ярче всего запомнилась использованная в постановке песня покойного барда Евгения Бачурина, полная нежности, беззащитности и светлой печали:
Мы живём в ожидании вишен,
В ожидании лета живём.
А за то, что одной лишь надеждою дышим,
Пускай нас осудят потом…
И в этом спектакле, и в этих строчках была горечь от неминуемого расставания с эпохой — расставания, происходящего помимо нашей воли, навязанного кем-то. И тот «Вишневый сад» в зале на 80 мест был дьявольски актуален, потому что то же самое происходило повсюду вокруг.
Вот «Лопахин» искусственно обанкротил и закрыл важный оборонный завод, потому что слишком уж приглянулась земля в центре города — там можно построить элитное жильё. А вот «Лопахин» снёс миленький старинный особняк, который незадолго до этого как бы невзначай чиновники лишили охранного статуса, — теперь на этом месте будет 20-этажная бетонная коробка. А вот «Лопахин» вырубил половину сквера — всё с той же целью. А вот «Лопахин» закрыл ещё один завод, на этот раз — на побережье. Теперь там, где ещё недавно делали полезные штуки, пускай и страшненькие внешне, больше не делают ничего. Теперь туда со всех сторон слетелось крикливое хипстерьё — оно не производит, только каркает. Теперь там коворкинг и смузи, и всё на английском.
Побывав на месте, где когда-то стоял твой родной завод или твоя школа, можно испытать ничуть не менее сильные ностальгические чувства, чем, например, на могиле отца. Жаль, что это почти невозможно понять моим юным ученикам — они жили только в одной стране, а не в двух разных. Им просто не с чем сравнивать. И не о чем тосковать.
А мне же в пору написать: «Я/МЫ Вишневый сад». Помните, как это делалось во время кампании по поддержке одного московского журналиста?
«Буржуазные» спектакли. Как сказано в «манифесте» «Особняка», существуют для комфорта и эмоционального аттракциона.
Взять, например, «масочный» спектакль «Серёжа» МХТ имени Чехова, который был дважды показан при аншлаге на большой сцене БДТ в самый разгар коронавируса. Авторы постановки раздербанили (деконструировали) на этот раз «Анну Каренину» и сделали главным героем не Вронского и не саму Анну с мужем, а их сына Серёжу. Зачем?
Буржуазному спектаклю — буржуазного зрителя! Приехавшая на дорогих иномарках публика рукоплескала сверкающему и абсолютно безобидному зрелищу. Никакого нервяка, никаких проблем. Мало одной «Карениной» — для смеха приплетём ещё и полный человеческих трагедий военный роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Зачем? Не спрашивайте. Это театральность ради театральности и деконструкция ради деконструкции. Вещь в себе. Яркая «дразнилка для глаз», как говорит в таких случаях Семён Сытник. «Искусство ради искусства», как говорят в «Особняке».
Двухчастный спектакль театра «На Литейном» под названием «Вишнёвый сад. Тишина» состоит из самопрезентации персонажей пьесы и пластического перформанса.
Персонажи стоят по отдельности и по очереди произносят собственные монологи. К каждому актёру можно довольно близко подойти, подробно изучить, рассмотреть его в образе. И всё. Можно ли назвать это полноценным общением с персонажами пьесы? Диалогом со зрителями? Конечно, нет. Хотя, если уж заниматься деконструкцией и выдёргивать из цельной ткани пьесы персонажей поодиночке, выставляя их на обозрение, можно было бы дойти до логичного апогея и предложить актёрам разговаривать с наиболее активными зрителями от лица своих персонажей. Разумеется, первым пришлось бы проделать для этого определённую внутреннюю работу — тут мало одной импровизации.
Вот стоит «вечный студент» Петя Трофимов с томиком Маркса. Да, за Маркса ему можно простить очень многое, едва ли не всё. Но что бы сказал Петя (или играющий Петю Сергей Матвеев) о нынешних временах из своего 1903-го?
Заметим: на показе в июне, который проходил не в саду Фонтанного дома, а в помещении театра, игравший старого слугу Фирса нестарый Александр Кошкидько развлекал зрителей созданием селфи, пока его коллеги тихонько занимали места по углам зрительского фойе. Есть такой снимок и у меня, я им даже горжусь. Но это был Александр, а не Фирс — вы ведь чувствуете разницу?
«Не было желания, чтобы актёры разговаривали со зрителями, — отмечает режиссёр постановки Андрей Сидельников. — Лучше Чехова не напишешь, а своими словами…»
Деконструкция пьесы продолжается и во второй, пластической, части спектакля. Там мы видим «видеовизитки» каждого персонажа и доигрываем за него то, чего нет. Вот муж Раневской пьёт много шампанского и умирает от него прямо на сцене, а вот мы дружно топим в аквариуме утонувшего в семилетнем возрасте сына Раневской Гришу, за которым не уследил всё тот же Петя Трофимов. Как известно, в пьесе об этом упоминается лишь вскользь.
Можем ли мы позволить себе подобные творческие эксперименты? Разумеется, это не запрещено.
Будет ли это всем безусловно интересно? Конечно, нет. Как сказано в одной из статей о спектакле, «консервативные любители классики будут ожидать чего-то более привычного».
«Конечно, это больше перформанс. Каких-то суперидей мы не преследовали», — продолжает Андрей Николаевич.
Пожалуй, основная концептуальная претензия к постановке заключается в том, что в этой «деконструкции ради деконструкции» нет самого «Вишневого сада». Ребёнка топили-топили, а потом выплеснули вместе с водой. Вы не увидите здесь конфликта между «эффективным менеджером» Лопахиным и «неэффективными не-менеджерами» из семьи Раневских. Вы вряд ли испытаете жалость к обречённому саду, а вместе с ним — к уходящей эпохе. Как одиночное явление этот спектакль, безусловно, интересен, а вот как тенденция — бесполезен.
«Когда в финале на экране появляются кадры горящего бумажного макета усадьбы Раневской, некоторые зрители переживают, — не согласен режиссёр. — Или когда тонет мальчик…»
В 2016 году второй фестиваль «Точка доступа» завершился уличным спектаклем Максима Диденко «Путями Каина» по мотивам одноимённого цикла поэм Максимилиана Волошина. Архангельские актёры бегали по Свердловской набережной, кричали в мегафоны, разбрасывали листовки, поливали друг друга водой из вёдер, жгли огонь, били в барабаны. Но от самого Волошина остался лишь один небольшой фрагмент текста в финале спектакля и пара строчек на листовках. «Спрашивается, при чём тут мэр Лужков», — как говорил в 1999 году покойный Сергей Доренко.
В ответ на мой вопрос, не слишком ли мало в спектакле по Волошину было собственно Волошина, режиссёр сказал довольно жёстко: «Если вы хотите больше Волошина, можете почитать поэму или съездить в его дом-музей».
Вот и я, пожалуй, достану с полки томик Чехова.
Текст: Евгений Веснин
Фото: пресс-служба театра «На Литейном», Евгений Веснин
Прокомментируйте первым "К вопросу о постановке классики. Часть 2"