Чтобы учиться

В театре «На Литейном» проходят премьерные показы спектакля «Мудрец|ы» Сергея Морозова по пьесе Александра Островского.

Как и «Красавец мужчина» Сергея Грицая, «Мудрец|ы» сделаны с безусловным уважением к классическому тексту. Провозглашаемая художественным руководителем театра актуализация классики затронула только форму, но не содержание. Эффектные костюмы, недешёвые декорации, на двести процентов использован имеющийся в устаревшем зале свет.

Одна из «фишек» театра — плавное начало спектакля, отсутствие явно обозначенного рубежа между «ещё нет» и «уже да» или «стартового свистка», как сказали бы в спорте. Исполнитель главной роли уже находится на сцене, хотя свет в зале ещё не погас полностью. Неподготовленный зритель находится в «сумеречной зоне» и робеет от недопонимания.

Два действия не равны по продолжительности: первое длится больше полутора часов, второе — всего час. Первые полчаса работает только горизонталь авансцены: дверной проём в её левой стене (выход из кулис) закрыт чёрным параллелепипедом шахты лифта в доме Глумова; по центру на краю, задней стенкой к зрителям, стоит телевизор, перед ним диван, который вскоре уедет в правый край. Там уже находится ещё один чёрный параллелепипед поменьше — урна.

Постановка решена в реалистической манере, все образы доступны, режиссёр не задаёт зрителям никаких изощрённых загадок. Вот Глумов живёт с мамой, смотрит старый телевизор на старом диване. Смартфон у него вполне современный, да и беспроводная колонка, которую приносят друзья, тоже новая. А телевизор — ещё из СССР, ему больше тридцати лет. Значит, живут крайне бедно. Лифт в их доме очень старый, вековой давности, с дверью, которую нужно открывать вручную, — старый фонд, скорее всего, коммуналка.

Совсем другое дело — сверкающие лифты нового поколения, готовые поднять своих пассажиров хоть на семидесятый, хоть на девяностый этаж. Там, в небоскрёбе, обитает элита. Там всё блестит, всё дорого-богато, но входной билет недёшев. Надо льстить, со всем соглашаться и ждать. Ещё можно втихую проплачивать образ неповторимого и желанного себя в глазах значимых женщин.

В этом сверкающем мире нет и не может быть подлинных человеческих чувств. «Я не пойду замуж без денег и без позволения родных, — говорит Машенька. — Я тоже хочу жить очень весело; если согрешу, я покаюсь. Я буду грешить и буду каяться так, как вы». Липкая слизь бизнес-цинизма не только пожрала всех в небоскрёбах, но и начала разливаться за их пределы. Семья — это проект, отношения — это проект. Девушки заигрались в менеджеров по маркетингу, только вот кто их остановит…

В третьем сезоне некогда культового телесериала о сицилийской мафии «Спрут» был персонаж по имени Тано Карриди, сыгранный неотразимым красавцем Ремо Джироне. Молодой мафиози с гладко зачёсанными назад волосами долгое время был безмолвной и учтивой тенью собственного «дона Корлеоне». В то время, как другие, более бесшабашные мафиози, пили-гуляли, лапали знойных сицилийских красавиц и спускали на них добытые преступным путём лиры, Тано неотступно находился близ инвалидной коляски главы клана. Когда же «коллеги» спрашивали его, почему он так возится со стариком, время которого безвозвратно прошло, Корриди отвечал коротко: «Чтобы учиться». Он учился до конца третьего сезона, а в четвёртом сделал всех.

Глумову далеко до Тано Карриди — итальянец не вёл дневник и не доверял женщинам. Но главный герой пьесы Островского даже после проигранного сражения остаётся уверенным в себе. Такие люди будут нужны всегда — сначала как бессловесные исполнители, потом как властители умов. Глумов обязательно займёт место своих нынешних покровителей — в лифтах кто-то должен ездить — и ещё поглумится над сегодняшними обидчиками. А первый серьёзный прокол научит его не оставлять улик.

Стоит отдать должное подбору актёров и, конечно же, приглашению на роль Крутицкого доброго, очень живого и слегка ироничного Вячеслава Захарова. Его Крутицкий, как и положено в психоанализе, старается компенсировать небольшой рост огромным столом и демонстративным подъёмом сиденья у кресла. Его Крутицкий молча заявляет о собственном величии, старательно обходя сцену по периметру. Но в то же время, в минуты как будто доверительной беседы с Глумовым, это уже не консерватор-маразматик, а душевный и понимающий прокурор района Ковин из сериала «Тайны следствия». Наверное, не мне одному в зрительном зале показалось, что Вячеслав Григорьевич вот-вот спросит: «Ну что, возбуждаемся?» А после того, как узнает обстоятельства очередного преступления, на его измождённом лице появится новая морщина.

Захаров «тащит», ярко выделяясь на фоне остального актёрского ансамбля добродушием и харизмой. Крутицкий получается у него опасным, но по-человечески обаятельным.

А как похорошела Манефа в момент, когда косплеит фавна из великого фильма Гильермо Дель Торо!.. Это ведь так модно — и 150 лет назад, и сейчас — обращаться за смыслом жизни к разнокалиберным шарлатанам. Разница лишь в том, что сейчас шарлатанство стало полноценной индустрией. Берите в кредит 120 тысяч — и бегом ко мне, на марафон желаний!

Ещё раз, теперь мысленно, аплодирую всем причастным к созданию спектакля и уношу на память две важные фразы Островского: «Женщины не прощают тому, кто не замечает их красоты» и «В молодых летах надо пить».

Текст: Евгений Веснин
Фото: Виктор Васильев, Сергей Рыбежский