Охтинский пресс-центр продолжает знакомить со спектаклями, чьи премьеры прошли в 2019 году. На этот раз речь пойдёт о постановке Елены Павловой «Лёгкое дыхание».
В основе спектакля один из лучших рассказов изысканнейшего русского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе Ивана Бунина. «Лёгкое дыхание» включено в школьную программу 11 класса. Будем исходить из того, что все наши читатели знакомы с содержанием рассказа, поэтому сразу перейдём к постановке.
«Рассказ на три страницы преобразился в полноценный полуторачасовой спектакль», — гордо утверждается в пресс-релизе. Как пишут в таких случаях подростки, «блин зочем?». Вы в детстве размазывали манную кашу по краям тарелки? Хорошо, но хотя бы у вас был мячик-«лизун»? Если да, то вы сможете понять ощущения зрителей, вынужденных смотреть на трёхстраничное повествование почти два часа. Не полтора — почти два.
Действие мучительно растягивается любыми средствами. Какой там темпоритм, что вы! Например, классная дама в спектакле не только унылая, как ей и подобает, но ещё и уныло, зато часто поёт. Накиньте на это минут пятнадцать.
Играющему «коварного соблазнителя» Малютина блистательному актёру Театра «На Литейном» Сергею Шоколову откровенно тяжело. «Ощущения премьеры нет, — признался Сергей Николаевич в интервью ОПЦ сразу после премьерного показа. — Классических театральных репетиций у нас не было, поэтому “лёгкого дыхания” я не ощущаю. Внутри у меня не было попадания, роль далась на сопротивлении. Мы долго мучились, мне было сложно делать всё это в грубой форме. Да, есть попадание по возрасту. Но как найти отношение…»
Герой Шоколова — 56-летний Малютин — сделан карикатурным Мефистофелем. Затянутый в чёрное, с зонтом-тростью, он ходит по сцене как шарнирная кукла-марионетка, высоко поднимая согнутые в коленях ноги, при этом горбясь, опуская торс и сгибая руки в локтях. Он берёт Олю безжалостно, входит резко, ничуть не заботясь о её ощущениях.
Малютин имеет в отношении Оли чёткий план, который спокойно претворяет в жизнь и уходит. Думаете, он планирует стать для созревшей гимназистки её «пожилым человеком», выслушивать девчачьи загоны, гладить по голове и обнимать на прощание? Увольте! Он хладнокровно срывает «нежный бутон», вдыхает его аромат и сдувает пыльцу. Собственно, на этом всё.
Используя современную уголовно-правовую квалификацию, отметим, что в действиях Малютина не было признаков изнасилования: ни насилия, ни угрозы насилием, ни использования беспомощного состояния жертвы. Оля в момент их близости была в сознании и абсолютно адекватна, её возраст не настолько мал, чтобы не осознавать, что именно с ней происходит. Мы не знаем, сколько Оле лет, лишь догадываемся, что пятнадцать или шестнадцать. Если шестнадцать, то, согласно действующему УК, она достигла возраста согласия, а значит, случись эта история на столетие позже, Малютину не грозило бы уголовное преследование.
Технически став женщиной, Оля, как и предписано дамам её возраста, начинает метаться и ничего не понимать. Делает она это старательно — с усердием, достойным лучшего применения. При этом ей хватает благоразумия не бегать по подругам, не пересказывать им все обстоятельства происшедшего в мельчайших деталях и не просить вынести Малютину диагноз. Свои метания и непонимания она выплёскивает только в дневник.
Играющая Олю Мария Рейн по воле Елены Павловой обильно цитирует себя же из «Ло-ли-ты». По мнению некоторых людей из театрального мира, такие «цитаты» не совсем обоснованы.
Классик психолого-педагогического образования Лев Выготский в своей книге «Психология искусства» посвящает «Лёгкому дыханию» целую главу. Тщательно анализируя взаимосвязи между персонажами, он рисует сложные схемы, иллюстрирующие специально закрученный Буниным в клубок нелинейный сюжет. В ходе рассуждений Выготский выдвигает предположение, что нарочито непоследовательное повествование было нужно автору рассказа, чтобы придать сюжету налёт романтичности и завуалировать так называемую «житейскую муть». И тут же его опровергает, приходя к здравому выводу: Бунин не пытается ничего вуалировать, он не отступает от идеи реалистичного показа истории Оли Мещерской. А главное — писатель не жалеет свою юную героиню. И не надо её жалеть. А зачем?
«Никого теперь не жаль», — поёт Александр Вертинский в собственной песне «Ваши пальцы», написанной в 1916 году, — в том же, что и «Лёгкое дыхание».
И ещё один классный вывод делает Лев Семёнович: этот рассказ — не о любви. Слово «любовь» в нём даже толком не используется. Ведь Оля по-настоящему не любит никого, кроме себя. Ей интересно лишь экспериментировать и потешать самолюбие. Она откровенно мучает на потеху самой себе упомянутого лишь вскользь гимназиста Шеншина, для которого всё наоборот слишком серьёзно. Она свысока смотрит на свою грузную и неуклюжую подругу. Ей откровенно льстит недвусмысленное внимание элегантного немолодого мужчины, оно резко повышает чувство собственной значимости. Если хорошенько разобраться, даже их близость эту самую значимость не уязвляет, а повышает ещё больше и позволяет заявить: «Я женщина!». Она дерзко, с полным осознанием собственной «крутизны» разговаривает с начальницей гимназии. Наконец, она откровенно манипулирует презираемым ею казачьим офицером. И вот за это, наконец, расплачивается.
Елена Павлова разматывает хронологию сюжета из клубка обратно в прямую нить, но не до конца. Например, гимназист Шеншин, с которого всё должно было начинаться в соответствии с хронологией рассказа, появляется на сцене уже во второй половине спектакля.
Действие происходит на относительно небольшом участке в центре сцены в плотном окружении сотни искусственных цветков каллы. В переводе с греческого «калла» означает «прекрасная». Их называют «покрывалами» невесты: крупные белые цветки как будто обволакивают ярко-жёлтое соцветие-початок. Именно поэтому цветы каллы часто можно видеть на свадьбах, в то же время в некоторых европейских странах они нередко сопровождают траурные церемонии. А ещё их называют «цветами смерти»: калла — ядовитое растение.
Можно ещё долго цепляться к постановке, но делать это мы не будем. Есть один маленький аргумент, который с лихвой перевешивает все минусы и оправдывает Елену навсегда. А состоит он вот в чём: такие спектакли очень нужны. Просто необходимо давать вторую жизнь поистине великим произведениям.
Долорес Гейз из «Лолиты» Набокова, Оля Мещерская, Маша Большакова из «Географа» Алексея Иванова существовали, существуют и будут существовать. Не понятые и не принятые так называемым обществом, вынужденные скрывать свои имена, выслушивать чужие мнения, которых они не спрашивали — от насмешек до обвинений в распутстве, не пожелавшие быть «просто счастливыми» и выбравшие извилистый путь к непростому счастью, они по-прежнему будут обращать взоры не на скучных ровесников, а на тех, кто покажется им ярче, интереснее, надёжнее. Шагнув «из ряда вон», они навсегда перестанут быть «простыми» и «обычными» и, как показывает русская литература двадцатого века, обессмертят себя.
Текст: Евгений Веснин
Фото: Мария Чумак
Прокомментируйте первым "Никого теперь не жаль"