В Фонтанном доме открылась интерактивная выставка «Сохрани мою тень», посвящённая жизни и творчеству Иосифа Бродского, выраженная с помощью частичного воссоздания мест, где жил поэт.
Главным отличием от всех предыдущих инсталляций является то, что она располагается на одной из стен музейного сада на открытом воздухе.
Выставка расположилась прямо в саду музея-квартиры в Фонтанном доме — на одной из стен, исписанных сочинениями самой Анны Андреевны, её последователей или текстами современных авторов, желавших таким образом выразить свои чувства. Их строки временами проступают сквозь инсталляцию, но это не только не портит общего впечатления, но и добавляет основным экспонатам новые грани.
В общую атмосферу запустения хорошо вписывается и поздняя петербургская осень с голыми деревьями и ворохом пожелтевших листьев под ногами. Благодаря тому, что над каждым экспонатом висит по отдельному фонарю, выставка доступна и в тёмное время суток. Немного осложняет передвижение слякоть, поскольку ходить приходится по газону, но сотрудники музея решили и эту проблему, положив вдоль всей экспозиции мостки.
Раз уж выставка развернулась на одной из стен, то по идее, должна иметь линейную композицию, начало и конец, но они настолько размыты, что многие экспонаты можно с чистой совестью поменять местами — от этого ничего ровным счётом не изменится. Порядок не является главным, в выставке нет хронологии или иного распределения. Её главная цель — показать многослойность и многогранность времени, в котором жил писатель, его судьбы и нашей с вами жизни.
Визуально можно разделить экспозицию на 10 частей, 10 стендов, показывающих значимые для Бродского места.
Первым мы видим телефонный аппарат. Если приложить к уху трубку, можно услышать стихи Бродского в его же исполнении. Аппарат висит на остановке, рядом табличка с номером автобуса и его маршрутом от Фонтанного дома до Венеции. Телефон крепится задней частью к стене, выполненной из штукатурки, в самом верху которой частично сохранилась поломанная надпись «СВОБОДА». Вокруг — цитаты, строчки из стихотворений, частично замазанные краской. Они будут преследовать читателя на протяжении всей инсталляции, прерываясь лишь внутри квартиры. Одна из строф объясняет и название выставки:
«Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.
Всё равно я сюда никогда не приду умирать,
Всё равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
Если кто-то прижмётся к тебе, дорогая стена, улыбнись».
Надписи занимают много внимания и времени, некоторые слова неразличимы, и зрителю, сгораемому от любопытства, приходится отрываться от экспонатов и искать пропущенные детали в интернете, чтобы видеть картину целиком.
После остановки мы попадаем на нижний лестничный пролёт дома, в котором жил Бродский. Грязь, бедность, запустение, обваливающаяся штукатурка, старые потрёпанные почтовые ящики, два из которых не сохранили крышек. На оставшихся «книжках» везде указан один и тот же двадцать восьмой номер — квартира Бродского. Внутри открытки, билеты, титульный лист книжки, подписанный Анной Ахматовой. Немногие вещи, которые поэт взял в эмиграцию или же присылал оттуда друзьям. Но, несмотря на запустение, лестничная клетка жива. Откуда-то доносятся звуки быстрых шагов по полуобвалившимся ступенькам, скрип закрывающейся двери, другие шорохи жилого дома. Рядом с почтовыми ящиками шесть дверных звонков с инициалами или фамилией Бродского, его близких и друзей, ни один из них не работает.
Современники поэта отмечали, что на Родине он был нищим, как церковная мышь, в год зарабатывая литературой такую сумму, которую получал среднестатистический инженер за один месяц. Именно из-за низкого заработка, а вовсе не из-за того, что поэт был безработным, власти и завели на него дело, а позже дали максимальный срок за тунеядство, хотя у них не было и половины состава преступления.
Наконец, с промозглой улицы мы заходим в коммунальную квартиру. Полторы комнаты, которые организаторы взяли за основу и в итоге изобразили пять полноценных помещений. Из-под нескольких слоёв неряшливо содранных обоев выглядывают торжествующие заголовки газет, объявляющие о суде над тунеядцем Бродским и его последующем наказании. В стену вросли чёрное рваное пальто, телефонная книга, рядом с которой одиноко болтается шнур от телефона, несколько пар ботинок. Над вешалкой — след от шляпы, словно кто-то силой вырвал её из голодной треснувшей стены, желающей без остатка поглотить предметы, чтобы залечить собственные раны, заполнить пустое пространство.
Следующая комната представляет ещё более печальную картину. В углу разбитое окно, заложенное кирпичами, обои и штукатурка висят клочьями, кажется, что их удерживают только фотографии поэта, пришпиленные кнопками. Здесь стена успела попировать сильнее. Стол проглочен наполовину, как и ваза с цветком, а также часы, которые до сих пор продолжают отчаянно работать, несмотря на то, что их уже нельзя будет завести ещё раз. Все предметы, олицетворяющие память, уничтожаются временем, перемалываются в его скрежещущих шестерёнках. При взгляде на это подсознание словно кричит о том, что и ты можешь в скором времени также навсегда исчезнуть вместе со всем, что тебя окружало и, что страшнее всего, — никто не вспомнит, просто не сможет. Кажется, будто стоит только протянуть руку, и стена начнёт неумолимо засасывать тебя внутрь. Интересно сколько человек может прожить замурованным заживо? Около десяти минут нескончаемой агонии, от которой никто не сможет спасти.
От ужаса передёргивает, а взгляд внезапно цепляется за копирку, испещрённую перепечатанными, наслоенными друг на друга стихотворениями, подсвеченную изнутри. Она находится под стеклом, а потому стена не сможет её уничтожить. Ловишь себя на мысли, что остаться наедине с таким огоньком в кромешном одиночестве не так страшно и как будто успокаиваешься. Всё же и времени можно что-то противопоставить. Неизвестно откуда смутно слышатся смех, приглушенный голос, периодически переходящий на французскую или итальянскую речь. И вместо ощущения тепла и спокойствия всё тело пробирает дрожь. Кажется, что кто-то сделал неверный шаг, не удержался и прикоснулся к холодной стене. А может, он таким образом хотел спрятаться от мира?
В следующем помещении нас снова встречает колпак из стекла, но на этот раз внутри него находится стул, собранный из разных по цвету, форме, материалу и стилю деталей. Некий Голем, только, кажется, неживой. В остальном же комната не отличается ничем примечательным: всё те же сорванные обои и предметы мебели, вросшие в стену.
Очередной стул, точнее, лишь одна спинка, на которой висят старые джинсы, поросшие тёмно-зелёным пушистым мхом и другими мелкими растениями. Каждая смерть рождает новую жизнь. Этот стенд целиком проникнут единением с природой. Над стулом обыкновенная палка, подобранная с земли, на которой колом застыли шторы, выкрашенные поверх белой, персиковой и голубой краской или же штукатуркой? Сейчас уже не разобраться. Рядом с ними несколько метров белоснежного тюля, с силой впечатанного в сырой бетон и застывшего в таком положении навсегда.
Пройдя насквозь все жилые помещения, мы оказываемся на кухне, заполненной белой и голубой плиткой, на некоторых фрагментах которой нарисованы голуби и кот в окружении растений. Здесь стена больше не засасывает ничего внутрь, однако где-то всё же зияют небольшие провалы, на которых изображён профиль Бродского.
С опасно накренившейся полки для посуды, на которой с помощью одной лишь монтажной пены держатся чашка и несколько тарелок, на пол свалилась и разбилась вдребезги всевозможная посуда, при взгляде на которую вспоминаются строчки:
«Голубой саксонский лес
Снега битого фарфор.
Мир бесцветен, мир белес,
точно извести раствор».
В углу стоит печь, украшенная всё той же плиткой, но под верхней створкой еле-еле проступает надпись:
«Когда-нибудь всем,
Что видишь,
Растопят печь»
Её можно не столько прочесть, сколько почувствовать, если провести пальцем по выступающим буквам.
Один из последних стендов уж точно перегружен различными надписями и QR-кодами. Стена помещения, больше похожего на погреб или чулан, уставлена банками, коробками из-под остатков фотопластин, а на одной из полочек стоит советский утюг — вот и всё убранство. Остальное пространство занимает россыпь табличек, надписей и иных «интерактивных» дополнений, число которых в разы превышает количество самих экспонатов. Наиболее интересная деталь — пара сколов стены, в которых виднеется замурованная, но на этот раз целая посуда.
К финалу инсталляции мы вновь оказываемся в подъезде, который находится в ещё большем запустении, хотя, казалось бы, куда уж больше. Вместо привычных замазанных строф перед нами предстают типичные надписи: «Здесь был имярек». Всего их пять. У подножия стенда навалена груда битого кирпича. Судя по тому, что лестничный пролёт повторяется уже второй раз, а в «чулане» практически пусто, стена Фонтанного дома оказалась больше, чем фантазия и первоначальная задумка авторов.
Завершающий экспонат — изображённое с улицы окно с голубыми ставнями, на карнизе которого лежит небольшой букетик кленовых листьев. Оно в большей степени напоминает окна в европейских деревнях, а потому совершенно не гармонирует с рядом стоящими античными колоннами. На двух последних элементах инсталляции деталей, надписей, QR-кодов меньше всего. Они скорее исполняют роль провожающего, чтобы переход из прошлого века в настоящее не был столь резким. Окно же, как метафора, введённая ещё Пушкиным, символизирует «окно в Европу», давая нам возможность проводить поэта в Австрию.
Жанна Телевицкая, заведующая отделом выставочных проектов:
«Каждую осень мы какой-нибудь литературной выставкой обращаемся к молодой аудитории. То Стругацких выбираем, то Шекспира, в прошлом году была Ахматова. И когда начали обдумывать концепцию новой выставки, то спросили у друзей музея, детей и подростков что они думают о стихах Бродского, о том, почему он не вернулся из эмиграции. Потихоньку у нас образовался целый архив интервью и ответов, начиная с детей младшего школьного возраста, и заканчивая современниками и друзьями поэта.
Одна из наших интервьюируемых, музыкант Ольга Чикина, отвечая на вопрос что для Вас поэзия Бродского, с актёрской непосредственностью сказала: “Да он помогает мне ходить сквозь стены! Потому что для меня это высшее проявление свободы”. Зацепившись за эту фразу, мы вышли в открытое пространство, вместо того чтобы делать выставку в зале».
Текст: Эллина Чернышёва
Фото: пресс-служба Музея
Прокомментируйте первым "В музее Анны Ахматовой научат ходить сквозь стены"