Одним из первых «Zoom-спектаклей», появившихся весной в разгар самоизоляции, стала постановка Мастерской Петра Фоменко «Выбрать троих» по пьесе Дмитрия Данилова.
Как сегодня принято говорить, пандемия «внесла коррективы» и в театральную жизнь, освободив сцены от привычных раскатов голосов и отлаженного топота актёрских ботинок, озадачив артистов дистанционной игрой для невидимых зрителей. Однако драматург и писатель Дмитрий Данилов не отчаялся и сумел извлечь из коронавирусной истории свою, постановочную историю на злобу дня.
Виртуальной сценой послужила для пьесы платформа видеоконференций “Zoom”, и даже тут режиссёр Евгений Каменькович и технический продюсер Игорь Овчинников добились органичного единения, казалось бы, несовместимых друг с другом форматов…
Встреча с актёрским составом Мастерской Петра Фоменко, которому надлежало претворить сценарий в жизнь, состоялась в прямом эфире. На экранах высвечивается синяя заставка — простая по дизайну, чем-то навевающая дух девяностых годов прошлого века. Звучит до неприличия простая мелодия, сплошь состоящая из часто повторяющихся электронных звуков, напоминающих сигналы из космоса. Взгляд цепляется за выделяющуюся на синем фоне то ли белую, то ли жёлтую надпись на самом верху: «ВЫБРАТЬ ТРООИХ». Нет, это не опечатка. Достаточно прочитать нижнюю строку («Мастерская Петра Фооменко»), чтобы убедиться в принадлежности каждого текстового элемента к одной большой оригинальной задумке: вспомните название платформы, и вы всё поймёте. Впрочем, на разглядывание деталей время есть: крупная надпись «DOO ПРЕМЬЕРЫ:» с мчащимися под ней секундами отсчитывает последние мгновения до начала.
Строка таймера застыла на нулях, вместе с ней прервалась и космическая музыка. Белыми буквами по чёрному экрану — начальные титры с двумя ключевыми именами: «Режиссёр Евгений Каменькоович», «Технический проодюсер Игоорь Овчинникоов». Даже при мысленном прочтении невольно растягиваешь гласные.
Перед зрителем предстаёт легко предсказуемая картина: пять окошек, пять временно пустующих комнат. Вот из-за белой занавески выглядывает девушка с собранными в пучок волосами, усаживается перед камерой и будничными движениями начинает покрывать лицо толстым слоем белого крема — это юная актриса Вера Строкова, чьё подписанное в углу имя вдруг сменяется на «Бабушка». В верхнем окне появляется заспанный молодой человек, Вениамин Краснянский по жизни и «сын» по роли — надевает наушники и со скучающим видом ожидает остальных. Тем временем «бабушка» успела полностью перевоплотиться в пожилую женщину: нацепила на нос огромные до абсурда очки и по-старчески сосредоточенно таращится в камеру. Свои места по очереди заняли Галина Кашковская и Анатолий Горячев, имена их тут же сменились на «Мать» и… «Отец сесейства». Да, это была опечатка. Спустя несколько секунд оплошность была исправлена чьей-то невидимой рукой, однако цепкие зрительские взгляды не оставили её без внимания.
«Ну что, семья!» — раздался после долгого молчания суровый голос «отца семейства». «Может, уже начнём?» — подхватила мать. Первые минуты спектакля не обошлись без внеплановых технических проблем: родители не могли друг друга услышать, громко спрашивали друг друга: «Ты меня слышишь?». Сын затягивался сигаретой: «Паш, ты что там делаешь? Это косяк?» Паша отвечал неохотно, но прямолинейно и с едва прикрытой иронией.
Вскоре к семейному совету присоединилась запыхавшаяся Александра Кесельман в роли опоздавшей дочери. «Короче, слушайте меня все! — начал речь “pater familius” — Вот эта изоляция с ограничениями затягивается!..» Прервало его протяжное пение едва заснувшей бабушки: «Жизнь невозможно повернуть назад…» Подобными моментами, забавляющими зрителя своей простотой, был богат весь спектакль. Очевидно стремление авторов с помощью данного приёма наделить диалоги большей живостью и погрузить зрителя в прозаичную атмосферу семейных дискуссий.
Отец поделился с родными шокирующей новостью: на днях должно выйти постановление правительства «об ужесточении личного общения», согласно которому каждый гражданин должен будет выбрать из своего окружения лишь троих людей для постоянного живого контакта. А в семье четыре человека (и пятая — бабушка). В попытках объяснить переданные начальником слова, отец семейства неоднократно запинался и словно путался в репликах, однако его супруга молниеносно находила новые ответы, и трудно было определить, соответствовало ли это сценарию или являлось частью импровизации.
Спектакль почти лишён физической подвижности, однако наполнен разнообразными динамичными диалогами, то перерастающими в многоголосые дискуссии, то сливающимися в напряжённой единогласной задумчивости. Порой сумбурные, лишённые смысла разговоры членов семьи перетекают в почти законченное решение, но обязательно найдётся четвёртый недовольный, и тогда вновь характеры персонажей сталкиваются и ранят друг друга. А потом плачут, вспоминая советский гимн, и просят прощения, и прощают…
Погодите, а третий-то кто? Улягутся эмоции, и время покажет.
Текст: Марта Марци
Фото: фрагмент из спектакля
Прокомментируйте первым "Четвёртый лишний"