Максим Мельман: «Самое важное — самодисциплина, самоограничение, самопознание»

Актёр Театра Дождей, член Гильдии драматургов Санкт-Петербурга, режиссёр Максим Мельман ответил на вопросы Охтинского пресс-центра об актёрской профессии.

— Максим Иоганнович, считаете ли Вы, что актёрское мастерство передаётся по наследству?

— Думаю, что это происходит у всех по-разному. Например, я знаком с Александром Лазаревым-младшим — у них целая династия актёров. Кто-то идёт в профессию, кто-то наоборот — уходит.

Скорее всего, генетическая предрасположенность существует. Хотя у меня папа — профессиональный спортсмен, Мастер спорта, мама — учительница, дети к актёрскому мастерству не имеют никакого отношения.

— Какое качество является самым важным для актёра, режиссёра? Должны ли они быть для этих профессий разными?

— Нет, они все одинаковые — не только для режиссёра и актёра, а для всех профессий. Самоограничение и самодисциплина, потому что актёр — это зависимая профессия. Ты зависишь от режиссёра, от постановщика. Режиссёр тоже зависит от своего коллектива, он ответственен за него. Самодисциплина, самоограничение, самопознание — самое важное.

— В каком спектакле Вы сыграли лучшую роль, которая, возможно, больше всего удалась?

— Нет такого. Не могу точно сказать. О каждой роли есть хорошие воспоминания, есть не очень хорошие. На сцене всё зависит не только от меня одного.

— А бывали ли у Вас ситуации, когда страх сцены побеждал разум, и Вы совсем забывали текст?

— Это не от страха сцены бывало, скорее — от стресса.

— И что Вы тогда предпринимали?

— По-разному. Иногда мне партнёр что-то подсказывал или я паузу большую делал и начинал подбирать слова, думая: «Господи, что же там дальше?!». Но всегда как-нибудь, да выкручиваемся.

— Случались ли ситуации, в которых Вам помогало актёрское мастерство?

— Да, конечно. Когда совсем молодым был, то постоянно. Я тогда в Петербурге жил, денег совсем не хватало, даже на проезд. Контролёр подходит, а тебе нечем платить. Начинаешь кривляться и притворяться, что не понимаешь, и на тебя машут рукой. Конечно, всё это было.

Сейчас такого нету. Как я говорил, актёром я стал в сорок лет, то есть почувствовал себя. Есть понятие «артистизм», а есть — «лицедейство». Вот до сорока у меня было лицедейство.

— У Вас есть любимый жанр, в котором Вам нравится ставить спектакли?

— Очень хороший вопрос. Очень смешно, когда мне его задают мои артисты: «Почему ты ставишь драму, а мне всё равно смешно?». У меня всегда есть смешные моменты. Не знаю, как это происходит. Я не люблю эти трагедии, сопли какие-то розовые…

Не могу сказать, какой у меня любимый жанр. Могу включить в спектакль всё, но стараюсь юмор привнести в любое своё произведение. Люблю, когда всё по-живому. В кино как? Тебе дают сценарий и говорят, что завтра на съёмки, сцена — последняя. А в театре важен процесс, а когда ещё и результат получается, то вообще замечательно.

— Как Вы считаете, популярен ли театр в наше время?

— Если учесть, что театр из визуальных, зрелищных искусств самый древний (ему 2000 лет с лишним), то я Вас уверяю: ещё столько же он будет актуальным. Неважно, какие деформации произойдут: постмодернизм, баталии, режиссёрский театр, актёрский. Сито времени всё просеет. Конечно, никакое телевидение, никакое кино не сможет так. Ведь театру предрекали смерть ещё с появлением кинематографии, а он существует и развивается до сих пор!

Интервью: Эллина Чернышёва
Фото из личного архива Максима Мельмана