АнастасИЯ РОСтова: «В России преодоление трудностей — норма жизни»

После многомесячной паузы «Книгомания» вновь предлагает вашему вниманию интервью с современными писателями и поэтами. Александра Багречевская беседует с Анастасией Ростовой.

— Чем славится место, где родились? О чём мечтали дети в то время, чем жили взрослые?

— Родилась я в деревне Пестенькино Муромского района Владимирской области. Мои родители работали там в Доме культуры и сами являлись местной достопримечательностью как носители «городского» культурного кода. Мой папа был дискотечником (слова «ди-джей» тогда ещё не знали), и на его вечера люди срывались из города специально — огромная коллекция музыки и её душевный подбор делали своё дело. Конечно, крутили там и запрещённых исполнителей, но пока из города доезжала милиция, всё успевали превратить в комсомольскую вечеринку по случаю Дня космонавтики.

Наступили девяностые, мы переехали в райцентр. Жизнь родителей стала борьбой за выживание — заработок, квартиру. Дети мечтали о еде и о том, что круто, но меня это интересовало меньше, чем книжки. А вообще все мы, детишки, ещё младшими школьниками участвовали в каких-то дачно-огородных работах, которые, откровенно говоря, были нам не по возрасту. Ну, и общий стресс повышал градус жестокости. Меня травили в школе, но я отчаянно дралась за своё достоинство — пока не научилась отбиваться словами. С этого момента кулаки стали не нужны. Появилась вера в силу слова.

— Как родители познакомили Вас с книгами?

— У родителей, сколько я их помню, не было культа еды, но существовал культ книг. Часто им не хватало времени на совместные прогулки и денег на развлечения. Но я рано научилась читать и помню, что мне постоянно покупали какие-то «правильные» книжки. Вокруг тогда был хаос, люди гнулись и ломались. Книги говорили, что бывает иначе — и я верила, что это возможно. Так и оказалось.

— Настолько важна для творчества поддержка семьи?

— Когда родители заметили, что роман с текстом у меня серьёзный, то забили тревогу. Ну, в смысле, усложнится девочка чрезмерно, кому такая нужна будет. Замуж не возьмут. Помню, как отец на меня кричал: «Ну, где эти твои высокие идеалы, Sailor Moon, где?» — его можно понять, время было такое, о насущном думать было правильнее. В другом состоянии он же говорил маме: «Наша дочь — штучный товар, что с ней будет в ЭТОМ мире?!» Было у них чувство, что их творческий цыплёнок не выживет. Но он оперился и мутировал в сплав феникса с синей птицей… Правда, они этого уже не увидели, к сожалению. А супруг поддерживает и понимает ценность того, что я делаю, отпускает всюду, куда хочу.

— Как Вы начали писать? Кто был первым читателем?

— Писать я начала лет в восемь, но почеркушки тех лет не сохранились. Зато первое напечатанное стихотворение, подписанное Настей из 5а класса, до сих пор лежит у меня на полке — иногда перечитываю в целях самоиронии. Родителям хотелось знать, есть ли смысл в моём увлечении. Мама тайком от меня переправила рукопись моей фантастической повести члену Союза писателей России Юрию Фанкину, и… он её отругал: «Анжелина Владимировна, как вам не стыдно — зачем вы прикрываетесь именем своего ребёнка! Написали — и написали, отвечайте за свои слова!» Мама слегка обиделась и сказала, что не имеет к рукописи никакого отношения. Юрий Александрович задумчиво сказал: «Тогда я хочу видеть эту девочку…» (Мне тогда было пятнадцать).

Повесть потом полгода печатали в городской детской газете «Переходный возраст». Я думала, её читают только мои сверстники. Но сорокалетний друг моего отца, придя в гости, увидев меня, улыбнулся: «А, ну здравствуй, Сэнди Стюард…» — так звали мою героиню. До сих пор для меня это значимо — если люди старше меня что-то находят в моих текстах, значит, я на верном пути.

— Удивительная история, которая из жизни пришла в книгу, — часто такое случается?

— Лучшие истории не придуманы, а лишь художественно обработаны. У меня граница текста и реальности всегда была очень условной, сколько себя помню. Либо я живу, и этот опыт превращается текст, либо я пишу текст, и он воплощается в жизнь — это работает в обе стороны. Много раз получалось, что я предсказывала будущие события — ну, или программировала себя на них, всё может быть. Так или иначе, жизнь есть текст, а текст есть жизнь. Поэтому я часто пишу вещи с высоким драматическим накалом, но не трагические. Надо оставлять надежду, иначе твой текст схлопнется над тобой, как каменный мешок.

Трагические события в своей родительской семье я предвидела за несколько лет до того, как они произошли. В черновике моей недописанной фэнтезийной вещи в одном из персонажей победило тёмное начало, и в итоге он стал причиной гибели отца и душевной болезни матери. Практически шекспировская трагедия, да. Жуть в том, что она, как по нотам, разыгралась в судьбе моего брата и наших родителей. С тех пор я при любой возможности говорю более юным авторам, что Слово — это ответственность. И окно в будущее тоже, конечно. Это очень серьёзно, и лучше не играть с огнём. Твой текст найдёт тебя. Это бумеранг.

— Какая литература по жанру Вам ближе?

— Люблю Экзюпери, Метерлинка, Грина. Из современных авторов всегда рада читать Елену Крюкову, Марину Ахмедову, Марию Ануфриеву — у неё как раз выходит роман «Доктор Х и его дети», очень важная вещь для русской культуры. У меня два критерия — Автор и Человек. Автор может быть Автором с большой буквы, но отсутствие Человека в нём меня всегда пугает. Люблю гуманистов и романтиков, люблю больное и настоящее.

Лучшим в жизни поэтическим концертом считаю концерт трио «П.Н.Д.» — Александра Пелевина, Игоря Никольского и Анны Долгаревой в Нижнем прошлой осенью. Ребята тогда выступали на нерве, было видно, как они горят и живут тем, что пишут. Они безжалостно тратили себя, но это было прекрасно…

Сейчас много поэзии «страдашек» и «скучашек», блескучей ерунды, которая имеет всего одну цель — сделать автора популярным и продаваемым. Я романтик и думаю, что цель — сказать главное на данный момент. И автор не так уж важен. Имя на обложке вторично. В конце концов, за всем стоит ноосфера, Господь Бог — та сила неизбежной необходимости, которая сильнее смертных.

— Для какой аудитории Вы пишете?

— Для вечных подростков вроде себя. Для тех, кто не устал задавать себе вопросы, главный из которых: «Чего я стою?» В названии моей группы стихов ВК есть слова «несмотря ни на всё» — вот эта категория и есть мои читатели. У нас в России преодоление трудностей — норма жизни, и я говорю, что да, тяжко, но надежда есть. Сама из чудом выживших и протащившихся через личный ад, я уж знаю…

— От кого получаете больше отзывов: мужчин или женщин?

— По соотношению читателей стихов — примерно 40 % мужчины, 60 % женщины. Прозу я только начинаю распространять через интернет-магазины, там пока рано какие-то промежуточные итоги подводить. Женщин обычно привлекает точность передачи эмоций, мужчин — образный ряд: я могу писать про электричество, войну, конкуренцию и другие нетрадиционные для женской лирики темы. Моя подруга, которая была замужем за работником из силовых структур, сказала: «Спасибо за стихотворение «Малыш(ь)», Настя, это же я!» Лучшая похвала, я думаю. Для автора главное –—«попасть» в читателя.

— Полезна ли критика для писателя?

— Критика, которая имеет целью улучшить форму, — да. Критика, цель которой — сказать «да вы неправильно думаете» — пустые игры раздутого эго. В том и прелесть, что люди разные, и у каждого свой угол зрения.

Когда у меня спрашивает совета более юный автор, я стараюсь подумать, куда может развиваться именно он, посоветовать почитать кого-то близкого ему, не мне. Зачем плодить копии себя? Пусть все будут уникальны, это классно!

— Какую аннотацию Вы можете дать своей новой книге как автор?

— «Лепестки», по мнению первых читателей, это романтический астропанк, «1984» наоборот (система проигрывает, хакеры побеждают). Между двумя главными героями падает железный занавес запрета категории D — они не могут видеться и общаться, но не сдаются. Адмирал Блайт уезжает в район военных действий, чтобы изредка давать видеосводки оттуда, а Певица Арлин становится звездой галактического масштаба. Друг друга им приходится читать и разгадывать, разыскивая условный шифр 7-17 в окружающей действительности. Одержимые властью злодеи, разменявшие жизнь на деньги старики, ложные пары, негуманоидная раса и бесчеловечные двуногие… Космический водоворот, из которого даже автору удалось выбраться только чудом. Читателю предстоит то же самое. Но для упёртых всегда есть надежда — именно это я и хотела сказать.

— В каком направлении будете двигаться дальше?

— Сейчас у каждого в пользовании очень индивидуальная реальность. Общение на огромный процент перешло в онлайн, а в реальности люди часто одиноки. Мне хочется написать повесть о сервисе аренды друзей. И в очередной раз поставить ребром вечный вопрос о том, всё ли в этом мире должно продаваться. Это тоже будет очень честная и даже в чём-то жестокая книга, но иначе я писать не умею.

— Думаете об экранизации своих произведений?

— Пишу я видеографично и экранизаций не исключаю. Пока делаю сценарии к буктрейлерам, у «Лепестков» очень впечатляющее промо-видео. Кто знает, может, однажды мы увидим исполнителей главных ролей на красной дорожке?..

— Ваше любимое место на планете Земля?

— Прованс — место, где придумали рифму. Локация моего первого романа. Для меня там время замедляется, и неделя равна месяцу. Смотрю на французов и учусь у них наслаждаться жизнью, отключаться и расслабляться. Нам, травмированному поколению 90-х, этого очень не хватает. Там, наконец, можно ни с чем не воевать.

Мы проплыли над местом гибели Экзюпери, и это отозвалось во мне. Я написала тогда стихотворение «В поисках Антуана», в котором уже сам Принц ищет автора. В общем, с Провансом много личного у меня связано, и не обо всём могу рассказать раньше, чем мне стукнет лет семьдесят…

— Где лучше всего пишется: в вагоне поезда, самолёте, дома, где-то ещё?

— Стихи могут прийти мне где угодно, они обычно не интересуются моими планами. Было бы на чём записать. Но если не на чем, обычно не беда — сильные строки тебя просто так не отпустят. Их и без бумаги не забыть… В поездах и самолётах у меня написано много хорошего, но дорога — это необязательное условие.

Что касается прозы, на неё нужно гораздо больше времени, и обычно это отпуск, который я выбираю провести дома именно ради появления новой книги. Важно, чтобы она уже была обдумана, завершена в голове. Изложить на бумаге уже легче, если сюжет готов — хотя бы в общих чертах, без подробностей.

— Над чем работаете сейчас?

— В ближайших планах — книга стихов «Авторшоки», очень много потрясений было в последнее время. Но, как говорил мой любимый герой фильма «Гаттака», Винсент Фримен, я просто не берегу сил на обратную дорогу. Путь один — только вперёд!

АнастасИЯ РОСтова — поэт, писатель, литературный критик.

Родилась в деревне Пестенькино Муромского района Владимирской области. Пишет стихи и прозу. Автор поэтического сборника «Лезвия Розы», исторической феерии «Маки Прованса» и фантастического романа-голограммы «Лепестки». Лауреат премии литературно-художественного журнала «Нижний Новгород» в номинации «Поэзия» (2018). Финалист международного поэтического конкурса «Собака Керуака» 2018. Лауреат поэтического интернет-конкурса «Бегущая строфа» 2018.

Интервью: Александра Багречевская
Фото из личного архива Анастасии Ростовой