Андрей Коваленко: «Мы будем использовать любые законные способы защиты прав хоккеистов»

Сегодня начинается десятый регулярный чемпионат Континентальной хоккейной лиги. На лёд снова выйдут сильные и крепкие ледовые витязи. Но так ли они безупречно сильны, как кажется нам с трибун или с телеэкрана? Не нуждаются ли они сами в защите?

Об этом накануне старта юбилейного сезона мы поговорили с председателем профсоюза хоккеистов и тренеров КХЛ Андреем Коваленко.

— Андрей Николаевич, почему именно Вы возглавили профсоюз? Это было Ваше внутреннее убеждение? Или так сложились обстоятельства?

— После того, как я в 2001 году вернулся из НХЛ, и после того, как в 2004 году в «Локомотиве» со мной без выплаты компенсаций расторгли контракт, который действовал ещё два года, я понял, что с начала девяностых ничего не изменилось. В своё время нам в ЦСКА не заплатили за сезон 1991–1992 годов, в начале «нулевых» происходило то же самое.

Я уехал в Омск и, когда уже играл в «Авангарде», стал думать о том, что необходимо создать организацию, которая могла бы нас защищать. В 1995 году такую организацию пытались создать наши старшие товарищи, но неудачно. Во второй раз попытка была, если я не ошибаюсь, в 2001 году.

Мы всё обсудили с игроками «Авангарда» в раздевалке и решили, что такая организация нужна. Предложили возглавить этот профсоюз Анатолию Бардину, но, к сожалению, далеко он не пошёл. Де-юре профсоюз появился, но де-факто для игроков он ничего не делал: ни изменений в регламентах, ни защиты на местах.

В 2008 году, когда я ещё был игроком «Северстали», к нам в раздевалку приехал Александр Харламов с юристом (человеком, который никому в хоккейном мире знаком не был), положил на стол документ и сказал, что они как профсоюз уже два года работают по защите хоккеистов. Но этой защиты я не видел, не ощущал её. Мы договорились, что у нас будет съезд, где мы и будем разговаривать.

Такой съезд прошёл в конце мая 2008 года. Пообщавшись с действующими игроками и ветеранами, я выступил со своей программой. Сказал, что если делать профсоюз, то он должен быть только свой — там не должны работать люди, которые пришли со стороны.

Игроки проголосовали за меня с единственным условием: закончить профессиональную карьеру. Я и сам понимал, что, играя в хоккей, не смогу полностью реализовать функции председателя профсоюза.

Меня уполномочили создать новое юридическое лицо — Межрегиональную общественную организацию «Профсоюз игроков КХЛ и тренеров». Официально я стал председателем 15 июля 2008 года — сроком на пять лет. В 2013 году был переизбран на следующий срок. Альтернативным кандидатом тогда был Андрей Николишин, но победил я. В конце апреля 2018 года пройдёт очередной съезд. Либо переизберут меня, либо выдвинут другую кандидатуру.

— Вы планируете продолжать эту работу?

— Не могу однозначно ответить, буду ли я избираться. Скорее всего, да.

Когда что-то получается, игроки благодарят, ты понимаешь, что эта работа нужна, и видишь, что сделал что-то полезное. А бывает так, что кто-то не понимает, для чего нужен профсоюз. Бывает, что игрок заявляет: «Мне агент сказал, что это сделал он, а не вы, поэтому вы не нужны». Тогда хочется плюнуть на всё и сказать: «Живите своей жизнью сами». У меня есть семья, нужно больше времени уделять ребёнку. Есть финансы, которые позволяют жить нормально. Я не привязан к работе и не боюсь оказаться «на улице». Всё, что делалось на посту председателя профсоюза, — делалось от души, от сердца, от самого хоккеиста. На тот момент я был хоккеистом, да я и сейчас внутри остаюсь им гораздо больше, чем председателем. Все проблемы хоккеистов мне близки, я сам через них проходил.

— Вы ежегодно проводите собрания с игроками всех клубов КХЛ. Как бы Вы оценили степень осознания хоккеистами своих прав и готовность их защищать? Насколько эти мужики реально сильны или беззащитны?

— До тех пор, пока они не почувствуют реальные проблемы на своей шкуре, до них будет тяжело донести, что профсоюз нужен. И что защищать свои права необходимо.

Возьмём для примера игроков СКА. У них всё хорошо, их зарплата больше, чем в других клубах. Выплачивается она вовремя — два раза в месяц. Все премиальные СКА согласовывает с Лигой. СКА — один из немногих клубов, которые присылают Положение о премировании в профсоюз. У них всё чётко. Поэтому игрокам СКА тяжеловато объяснить, что сегодня они играют здесь, а завтра могут уйти в другой клуб, и там начнутся проблемы. Кроме того, они считают, что в СКА никаких проблем не будет никогда. Хотя никто от них не застрахован.

Кто-то не так давно перешёл из других клубов и понимает, какие бывают проблемы. Приходится разговаривать индивидуально: «Вы можете позвонить такому-то игроку и спросить, кто ему помог». У нас в профсоюзе немало благодарственных писем от тех игроков, которым мы помогли.

В своё время, когда нас начали обвинять в том, что мы ничего не делаем, я решил: «Если игрок пишет нам и просит о помощи, ему же нетрудно будет потом написать благодарность профсоюзу за реальную помощь?»

Сейчас я рассказываю хоккеистам о работе профсоюза за последние два-три года: что у нас было хорошего, скольким игрокам мы помогли. Многие предъявляют претензии: «Мы не двигаемся вперёд». Но зарплаты хоккеистов не снижаются, а порой даже растут — в свете экономических проблем в нашем государстве я этому очень рад. Для нас на сегодняшний день это главное.

Игроки постоянно спрашивают: «Что вы сделали? Что вы можете сделать?» Я привожу конкретные примеры. За последние три года в профсоюз поступило более 250 обращений — индивидуальных и коллективных. В основном они касались невыплаты заработной платы.

На протяжении двух лет мы воевали за игроков ХК «Сочи», чтобы им своевременно выплачивали зарплату. К сожалению, клуб не исполняет решение нашей первой инстанции — Дисциплинарного комитета КХЛ, поэтому мы обращались в прокуратуру. Только благодаря вмешательству прокуратуры и Следственного комитета нам удавалось эти долги возвращать.

Велась работа по индивидуальным обращениям. Самый больной вопрос — невыплата компенсации при разрыве контракта, невыплата личных или командных бонусов. Два года назад нам пришлось привлекать прокуратуру при работе с ХК «Адмирал», после чего игроки деньги получили.

В течение половины лета 2017 года мы отстаивали интересы двух игроков, ещё в прошлом году уволенных из клуба «Нефтехимик» и за полгода так и не получивших компенсацию.

Если взять сухую статистику, то порядка 96 % дел, которые мы готовим к рассмотрению в Дисциплинарном комитете, решаются в пользу игроков.

К сожалению, скопилось немало дел, в которых приходится привлекать прокуратуру и Следственный комитет. Если раньше любое решение Дисциплинарного комитета КХЛ исполнялось сразу либо следовала санкция — на клуб выписывался штраф, вплоть до дисквалификации, — то сегодня клубы смотрят на этот пункт Регламента сквозь пальцы. Подумаешь, за два месяца не выплатил — и за третий не буду платить…

Многие говорят: «Зачем мне профсоюз? У меня есть агент! Агент сделает всё не хуже, чем вы». Есть разница. Профсоюз занимается защитой прав игрока, гарантированных законом или установленных в ходе переговоров. А агент работает на основании прав, о которых ранее договорился профсоюз. Да, агент теоретически может пойти в Дисциплинарный комитет и в арбитражный суд, но я не видел ни одного агента, который пошёл бы в прокуратуру. Пожалуй, за исключением московского «Динамо», потому что прежнее юридическое лицо ликвидировано.

Один известный агент позвонил мне и сказал: «Андрей, мы выиграли все суды, прошли Дисциплинарный комитет, но клуб не хочет исполнять их решения. Нужно что-то делать». Я ответил: «Единственный вариант — идите в прокуратуру». На что агент возразил: «Я не могу пойти в прокуратуру, потому что я агент, аккредитацию получаю в Лиге. Если я нарушу регламент, то могу лишиться аккредитации». В результате в прокуратуру пошли мы и успешно разрешили это дело.

Профсоюз не занимается трудоустройством игроков. Когда игроки обращаются ко мне с просьбами о трудоустройстве, я отвечаю: «Либо могу посоветовать вам агента, либо могу дать юридическую оценку того контракта, о котором вы сами договоритесь». Но звонить в клуб и устраивать игрока — не наше направление работы.

Несколько лет назад мы разговаривали с Сергеем Паремузовым, президентом Ассоциации хоккейных агентов, и чётко договорились о том, что профсоюз не занимается устройством игроков, а агенты не вторгаются в правовое поле профсоюза. Я своё слово держу.

Очень тяжело конкурировать с агентами, потому что некоторые агенты в силу своей неучёности или низкого уровня правовой культуры видят в нас конкурентов. Когда с игроком происходит что-то хорошее, они сразу, словно Леонид Ильич Брежнев, вешают себе медаль на грудь. А когда что-то плохое, они отходят в сторону и говорят: «Это профсоюз виноват, а не мы».

В правовом регламенте КХЛ есть пункт: «Заработная плата состоит из фиксированной части — оклада (должностного оклада) в размере не менее 60 % от общей суммы, а также премиальной части (премии за мастерство) в размере не более 40 % от общей суммы». Я объясняю, что такое «не более». Тебе никто не мешает подписывать «70 на 30», «80 на 20», хоть «100 и 0» — это результат твоих и агента переговоров с твоим клубом. Агенту что? Он пришёл, подписал что угодно, а потом может сказать: «Это профсоюз так договорился, чтобы было “60 на 40”, я другой контракт не смог бы подписать».

Такие нюансы иногда негативно сказываются на отношениях профсоюза и игрока.

Ещё одна задача профсоюза — изменение некоторых норм правового регламента КХЛ в пользу хоккеистов. На уровне офиса такие вопросы решаются. Но уже на месте, в своих клубах, сами игроки должны следить за соблюдением всех правил.

Звонит мне игрок «Сибири» и говорит: «Ты сказал, что у нас тогда-то должны быть выходные. А нас в своё время взяли и лишили их». Я спрашиваю: «Тебя лишили выходных. Почему ты сразу не позвонил?» Он удивляется: «А что, вы не знали?»

Откуда я могу это знать? Я что, слежу за каждой командой и смотрю, дали вам выходные или нет? Есть регламент. Есть нарушение регламента. Ты мне сообщаешь — я реагирую. А если ты не сообщаешь, значит, тебя всё устраивает. И почему после этого ты мне предъявляешь претензии?

Играл у нас в «Спартаке» Доминик Гашек. Ему взяли и зарубили выходные на Новый год. Он мне тут же позвонил и сказал: «Андрей, такая ситуация. Прав клуб?» Я отвечаю: «Нет, не прав». Он спрашивает: «Что можно сделать?» Я предложил написать письмо от имени профсоюза, встретиться с руководством клуба, переговорить. Мы действительно встретились, обсудили. В клубе сказали: «У нас Кубок Шпенглера, мы не можем дать выходные именно в эти дни». Мы договорились о том, что три выходных дня будут перенесены на период после окончания Кубка, и конфликт был улажен.

Но когда игроки сначала не обращаются в профсоюз по факту нарушения своих же прав и потом предъявляют мне претензии, думаю, что это немножко неправильно. Я не могу знать, что происходит у каждого в команде. Я не могу контролировать процесс, идущий внутри коллектива. И если генеральный менеджер сказал: «Сегодня у тебя вместо выходного тренировка», никто не мешает позвонить и сказать: «Нарушаются наши права. Профсоюз, давай, решай!».

— Как проходят собрания в клубах? Что Вы говорите игрокам и что слышите в ответ?

— Я отчитываюсь о работе профсоюза и рассказываю, какие вопросы обсуждались в Лиге, какие вопросы решались с руководством клубов, сколько за год поступило обращений. Рассказываю, как мы защищали игроков, иногда называю фамилии.

Затем я рассказываю про пенсионную программу, в которую никто не верил и не думал, что она у нас заработает. Но она заработала, и сегодня ветераны, закончившие играть в хоккей, получили свои пенсионные деньги обратно.

Отвечаю на вопросы. Иногда их бывает очень много, иногда не бывает совсем. Поэтому собрание может длиться 15–20 минут, а может — полтора часа.

— Нужно ли больше освещать работу профсоюза? Нужна ли его пропаганда, хотя бы в целях подъёма правовой культуры?

— Не пропаганда, но правдивый рассказ о нашей работе должен присутствовать обязательно. Есть у нас минусы — мы о них должны говорить. Есть у нас плюсы — мы так же смело должны ими гордиться. Минусы исправлять, плюсы увеличивать.

К сожалению, хоккеисты мало читают спортивные сайты, не смотрят спортивные телеканалы. Больше половины игроков наверняка не читают и газеты, потому что считают их атрибутом прошлого века.

Мы ищем способы донесения до хоккеистов информации о нашей работе. Недавно сделали электронный документ, который так и назвали — «Отчёт о проделанной работе за сезоны 2014/2015 — 2016/2017». Этот отчёт мы стали закидывать в закрытые группы команд в социальных сетях. Пересылаем капитану команды и просим, чтобы он разослал всем остальным. Пусть хоккеисты прочитают, что мы реально сделали в последние годы.

— Какие способы защиты своих прав Вы считаете допустимыми?

— Любые. Вплоть до заведения уголовного дела на руководителя — мы этим уже занимались. Если Дисциплинарный комитет КХЛ не в силах заставить клубы исполнять свои решения, то я буду применять все способы защиты в соответствии с законодательством РФ.

— В одном из интервью Вас спрашивали про локаут…

— Во-первых, мне и сейчас иногда говорит кто-то из хоккеистов: «Давайте бастанём, мы готовы!» На это я отвечаю: «Не забывайте, что вас в команде 25 человек, и вы готовы. Но помимо вас в Лиге 700 человек, и они не готовы».

Во-вторых, локаут в России ничего хоккеистам не даст — это моё мнение. Я общаюсь с профсоюзом НХЛ, с европейской ассоциацией профсоюзов, в которую мы входим. В нашей стране от забастовки пострадает только сам хоккеист.

Считаю, что можно и нужно бастовать в единственном случае — когда большая часть твоего хоккейного сезона не оплачивается. Мы это делали в Пензе в команде ВХЛ, когда зарплату не платили на протяжении четырёх месяцев. В соответствии с законом мы уведомили руководство о том, что игроки не выйдут на рабочее место, если задолженность не будет погашена. После одной из игр капитан команды взял микрофон и объявил зрителям, что игроки основного состава не выйдут на тренировку и на следующую игру.

Возможно ли это в КХЛ? Считаю, что возможно. Но для этого нужно набраться смелости самим хоккеистам.

— Деятельность профсоюза распространяется не только на КХЛ?

— Сейчас профсоюз охватывает КХЛ, ВХЛ, МХЛ и женскую лигу. Кроме того, мы объединяем тренеров.

— Оцените, пожалуйста, ситуацию в остальных лигах?

— На мой взгляд, соотношение правильного и неправильного исполнения регламента в КХЛ составляет 70 на 30. В Высшей лиге полнейший беспредел. Каждый считает себя царём и богом в своём городке. Ему наплевать, что там происходит. Главное, что это его команда и его город. Поэтому у нас больше дел в Высшей лиге, чем в Континентальной.

Команды МХЛ в 90 % случаев находятся в системе команд КХЛ. По сути это одни и те же организации, где всё, как правило, отточено. Правда, был случай: 18-летний игрок получил травму позвоночника, товарищи по команде на руках вынесли его с ледовой площадки, вызвали скорую. Ему нужно делать операцию, а клуб говорит: «Мы не знаем такого игрока, он у нас не тренируется, в штате его нет. Мы не собираемся платить ни за операцию, ни выходное пособие».

Благодаря работе профсоюза удалось убедить хоккеистов: если сегодня они не встанут на защиту своего партнёра, то завтра такая же ситуация возможна с ними. В итоге 23 члена команды написали заявления и подтвердили, что этот парень был на льду. Четверо ребят, которые его несли, написали, что лично его несли со льда. Только благодаря этому нам удалось доказать, что клуб виноват.

В той ситуации времени на проведение операции было очень мало. Поэтому профсоюз принял решение выделить материальную помощь. Потом, при разборах с клубом, мы эти деньги возвращали.

Ещё одно направление работы профсоюза — материальная помощь хоккеистам и тренерам. Как во время игрового процесса, так и по окончании карьеры. Яркий пример — Фёдор Леонидович Канарейкин. Под эгидой профсоюза был организован благотворительный матч с легендами хоккея, был открыт банковский счёт для перечисления пожертвований на лечение, материальная помощь была выделена профсоюзом, даже игроки скидывались. Совсем недавно он сообщил, что летом летал в Германию, где подтвердили, что рак побеждён и здоровье восстановлено.

В системе нижегородского «Торпедо» 14- или 15-летнему игроку потребовалась операция. Деньги собирали всем миром. Сейчас на турнире в Нижнем Новгороде ко мне подходил Шапошников и благодарил за то, что профсоюз вовремя подключился. Мальчишку спасли.

Можно вспомнить трагедию команды «Локомотив» 2011 года. В своё время мы настаивали на том, чтобы в регламенте был пункт о выплате компенсации при получении травмы или смерти игрока во время хоккея. Двести процентов стоимости действовавшего на тот момент контракта «Локомотив» выплачивал родственникам погибших.

В 2011 году мне удалось убедить Александра Ивановича Медведева, а ему удалось убедить «Согаз» признать сидевших в самолёте хоккеистов находившимися на рабочем месте и, соответственно, катастрофа была признана страховым случаем.

В Ангарске хоккеист погиб во время кросса. Мы два с половиной года воевали с хоккейным клубом, судились. Все местные суды вставали на сторону клуба. В конце концов, мы сделали повторный запрос в Следственный комитет, откуда пришёл чёткий ответ: смерть наступила от солнечного удара. Мы заново обратились в суд уже в европейской части России, в результате вдова с ребёнком получили положенную компенсацию и сумму морального ущерба.

— Андрей Николаевич, расскажите, как складывается ситуация вокруг московского «Динамо» и долга в 800 миллионов?

— Проблемы у «Динамо» начались ещё три года назад, если не больше. Когда у них всё было хорошо, Андрей Сафронов не запрещал встречаться с игроками и говорил, что в отношения профсоюза с игроками вмешиваться не будет. В последние три года он начал интересоваться нашими собраниями. Я считаю, что Андрей Николаевич сделал всё возможное (в том числе, с помощью ветеранов), чтобы вывести игроков «Динамо» из числа членов профсоюза. Сделано это было умышленно, чтобы в сводках о задолженности клубов «Динамо» смотрелось незаметно.

Оставшиеся в профсоюзе игроки не спешили писать заявления с просьбой помочь в ситуации с задержками зарплаты. Хотя я предупреждал их о том, что этот мыльный пузырь когда-нибудь лопнет. Так и произошло.

Есть такие спортивные журналисты, которые едва ли не каждую неделю пишут, что профсоюз ничего не сделал для игроков «Динамо». А почему ни разу не написали, что Лига ничего не сделала, ведь хоккеисты играют в КХЛ? Почему не написали, куда смотрят агенты, когда подписывают своих хоккеистов в клуб, где заведомо есть долги? Все же об этом знали, но всё равно заключали контракты. Я знаю, что у одного игрока контракт вырос за один вечер в четыре раза.

Мы будем использовать любые законные способы защиты прав хоккеистов. В соответствии с законом мы подали документы в прокуратуру, в Следственный комитет и в суд общей юрисдикции. Понятно, что буквально на следующий день решения не будет. Суд в Москве взял два месяца для вынесения решения только о назначении слушания дела. В конце августа состоится предварительное заседание.

Документы отдельно по Алексею Цветкову мы подали в Рыбинске. Там в течение месяца вынесли решение, которое мы уже вручили приставам. То же самое по Александру Лазушину в Ярославле и по Семёну Кокуёву. По остальным игрокам пока нет даже предварительного решения.

Через полтора месяца ответила прокуратура: документы в разработку они приняли, запросили Государственную инспекцию труда и ждут её ответ. Ждём ответ и из Следственного комитета.

Нужно понимать, что существуют процессуальные сроки. Поэтому я всем говорю: «Не ждите, что этот вопрос решится завтра! Может быть, пройдёт полгода. Может быть, судебные заседания будут переноситься».

Могу твёрдо заверить: мы используем все возможности, которые нам даёт закон. Это моя работа, за неё я отвечаю.

У нас есть шанс выиграть и получить эти деньги, но есть шанс не получить ничего.

— Исключение Кузни из КХЛ нарушает трудовые права игроков?

— Игроки не являются сотрудниками Континентальной хоккейной лиги. Исключением конкретного игрока из КХЛ занимается не Лига, а состоящий в ней клуб. В переговорах с Лигой мы сделали всё, чтобы дать возможность игрокам Кузни остаться в КХЛ — они получили статус неограниченно свободных агентов.

Но для меня в этой ситуации очень важна хоккейная составляющая. Я хоккеист, всё это моё родное. С точки зрения хоккея исключение Кузни — это катастрофа. Там мощная школа, которая доказала свой уровень множеством воспитанников. Вроде бы мы говорим о том, что развиваем хоккей, и в то же время убиваем лучшую школу. Уйдя в ВХЛ, школа не будет работать на 100 %. Понимая, что шансов выдвинуться из ВХЛ совсем немного, и тренеры, и игроки будут работать по-другому. Давно доказано, что хороший спортсмен должен всё время куда-то стремиться, только тогда он развивается. Если он не стремится и не развивается, то остановится в развитии.

Наконец, воспитанников этой школы раздербанят ещё в 13–14 лет. Как только будут появляться «звёздочки», их сразу же заберут другие школы, следящие за ситуацией в детском хоккее.

— В ситуации с Зариповым профсоюз участвует?

— Я звонил Данису, предлагал свою помощь. Он сказал, что всё под контролем, и если ему потребуется поддержка профсоюза, он обязательно обратится.

— В последние дни снова стало часто звучать имя Дамира Рыспаева. Какова Ваша позиция по его бессрочной дисквалификации?

— Мы говорили с Дамиром. Он всё осознал. Он хочет играть в хоккей, это видно. Дисквалификация его, что называется, «по жизни» — это своего рода дискриминация, запрет на профессию.

Все помнят: когда игроки «Витязя» дрались с «Авангардом», им давали дисквалификацию на пять, максимум десять матчей, штрафовали, но никто никогда не наказывал их «по жизни» и даже до конца сезона.

Мы попытаемся провести переговоры по Дамиру с Лигой, чтобы перевести его бессрочную квалификацию во временную или условную — до следующего проступка.

Интервью и фото: Евгений Веснин