Кирилл Комаров:
«Нужно отдавать, иначе твой дар отберут»

Третье за тринадцать лет интервью с поэтом, музыкантом, автором более сотни песен Кириллом Комаровым.

— Какой путь ты прошёл за десять лет? Где ты сейчас?

— Знаешь, в моём детстве во дворе был такой тренажер — деревянный барабан. На него нужно было забраться, держаться за перекладину, а ногами толкать сам барабан. В какой-то момент детские ножки разгоняли эту тяжёлую конструкцию до такой скорости, что ты уже физически не мог остановиться. Нужно было продолжать бег, вцепившись в перекладину, иначе центробежная сила швырнёт тебя на землю, и будет бо-бо. Вот примерно в таком состоянии я сейчас нахожусь. Бегу на месте, а Вселенная летит мне под ноги. Я просто реагирую на события, которые происходят вокруг меня. Как и любое живое существо, которое подвластно механизму «стимул — реакция». Ко мне поступает стимул, я реагирую. Я не медитирую в гималайской пещере, я здесь, со всеми. Смотрю по сторонам и на цены в магазинах…

— Это пассивная позиция?

— Какая же она пассивная? Если ты будешь пассивен, то барабан превратится в стиральную машину, а ты окажешься внутри. Необходима максимальная активность. Нужно перебирать ножками и держать равновесие. Для такого типа активности требуется всё: и горячее сердце, и холодный ум, и крепкие ручки, и быстрые ножки.

— Твоё сотрудничество с музыкантами из начала тысячелетия продолжается? «Дым» ты теперь поёшь один…

— С Мишей Борзыкиным мы иногда созваниваемся, обсуждаем различные события и всячески поддерживаем друг у друга бодрость духа.

— А замечательное трио «АрБаКом»? Что с ним?

— С Костей мы недавно ездили вместе в Израиль и дали несколько очень хороших концертов. С Мишей давно не играли. Наше трио сложилось абсолютно естественно, позже так же естественно снизило активность. Счастье в том, что ни один из трёх вышеназванных контрагентов не имеет никаких контрактов, тем паче, всё трио. Мы просто живём так, как хотим и как нам нравится. Уверен, что каждый из нас не напрягает своего ангела-хранителя. А я со вниманием и пиететом слежу за творчеством своих друзей.

— Готовясь к этому разговору, я перечитал два наших предыдущих интервью — 2002 и 2003 годов. Там говорилось о хороших планах: издать концертный альбом, записать концертное видео…

— Этого не случилось. Что еще раз доказывает, что человек предполагает, а Бог располагает. При этом мы всё же записали вместе несколько песен. И даже выпустили концертный DVD.

— А Толик Багрицкий?

— Он помогал мне на трёх моих последних альбомах: «Путь дурака», «Змея» и «Чтоэтобылотакоесейчас». Сейчас он живёт в Москве.

— Почему ты больше не поёшь «Принцессе»?

— Просто забыл о её существовании. Такова участь всех принцесс, видимо. Это песня жанровая, бардовская почти… Сам бы я не стал включать её в концерт, но если попросят, спою. Только надо текст вспомнить. И образ.

Я не выбираю, какие песни лучше, какие хуже. Просто, слава богу, есть песни, которые я хочу играть сейчас… Вдруг стало важно, чтобы репертуар соответствовал возрасту и пониманию жизни.

— Тогда совсем наивный вопрос. Я не был на твоих концертах десять лет и вдруг увидел шестиструнную гитару вместо восьмиструнной.

— Да, восьмиструнная гитара… Сделана на заказ, гриф шире, чем обычно, на 12-м ладу монограмма перламутром «КК»… Особенный инструмент особенного человека. Она была со мной 14 лет — с 1995 по 2009 год. А потом я перестал быть особенным, и теперь гитара у меня обычная. Обычная американская гитара фирмы «Martin». Возможно, эта гитара не такая яркая и неповторимая, но эмоциональный диапазон её гораздо шире, как выяснилось. Из-за своей простоты она может быть любой.

Прежняя гитара красила звук в свой цвет, который выделял меня из пространства. Сейчас нужда выделяться из пространства отпала, на первое место вышли немного другие задачи. Например, становиться тем, что ты делаешь.

Оказалось, что новая гитара — лучший звуковой посредник между получателем и отправителем. В обе стороны…

— Как понять «был особенный, а стал не особенный»?

— Ты знаешь, у меня всегда было мало привязок ко всякого рода брендам, жанрам, группам, тусовкам, а сейчас стало ещё меньше. Но раньше я чувствовал в себе это противопоставление: я не такой, я отличаюсь. А сейчас готов признать: я такой же, как все. Пою свои песенки.

— А желание удивлять не пропало?

— Оно переросло в желание удивляться. Конечно, иногда бывает, что мироздание тебя так удивит, что с тоской вспомнишь о былой скуке.

— Раньше мы говорили «удивить слушателя»…

— Сейчас я понимаю, что слушателя нет смысла удивлять. Конечно, когда человек умеет жонглировать восемнадцатью шариками, это удивительно. Но скучно становится довольно быстро. У зрителя возникает вопрос: «Ты отлично жонглируешь, парень, но какое отношение это имеет именно к моей жизни?» Мне интересно найти что-то общее между мной и слушателем. То, что нас объединяет, а не разделяет. В чём мы абсолютно совпадаем, что нас делает людьми. Поэтому такая гитара и такие песни.

Наверное, раньше мне хотелось удивления, а теперь — приятия, согласия, сочувствия, сострастия, узнавания. У каждого в жизни случались такие моменты, когда удивление сменяется узнаванием. То есть в первый момент ты удивлён, а потом вдруг ты осознаёшь, что где-то, когда-то, то ли в глубоком детстве, то ли в своих снах, то ли в другой жизни ты всё это уже знал. И удивление твоё, на самом деле, от узнавания забытого. Ты просто вспоминаешь себя.

Вот такие переживания являются объектами охоты для ребят типа меня. Для таких моментов и делается концерт. Это, в общем-то, и есть задача искусства: создание художественного образа как неделимого целого, которое ты не можешь разложить на части. Его действенность заключается не в конструкциях ума, которые ты понял, декодировал, расшифровал. Если это происходит, то это происходит на телесном уровне в виде реальных физических ощущений. Мурашки по коже, тепло в ладонях, влага в глазах, изменившиеся дыхание, смех — это значит, что мы там, что это уже внутри, и это неотменяемо.

А всё остальное — это концепции ума ярких, необычных людей, которые по-своему смотрят на окружающий мир. Во мне что-то осталось от такого человека, конечно. Но в основном, когда я смотрю на ярких и необычных людей, то замечаю, что их до фига как много, и стараюсь быть попроще. Не в уникальности счастье.

— В чём же?

—Идти туда, где чувствуешь прибыток энергии. Идти с открытым сердцем, с осознанностью, с надеждой на лучшее. Просто свидетельствовать.

Сначала ты тратишь какое-то время на изучение себя, на наработку навыков, за это время приходит опыт, образуется сюжет, линия твоей жизни. Ты идёшь и даже не думаешь о том, где окажешься. Но ты уже в пути. Вот гитара, вот люди, которым ты поёшь. Потом будут другие люди, а гитара та же. Или люди те же, а гитара новая. Не важно. Года два назад вышла автобиография Кита Ричардса «Моя жизнь». Замечательная книга с точки зрения психологии артистического бродячего существования. Там есть такой пассаж: «Хотите знать, как писать песни? Сперва научитесь играть на гитаре. Затем идите в мир и разбейте себе сердце. Затем возвращайтесь и пишите песню. Можно так делать несколько раз».

Мне кажется, это очень древний способ осмысления и переработки информации. Барды, скальды, миннезингеры, все эти бродячие артисты, не говоря уже о дервишах и шаманах… Люди со вниманием относятся к тому, через кого что-то приходит в этот мир, что-то большее, чем он сам. Внутри это ощущается, как будто развязываются какие-то узелки и возникает этот момент восторга: узнавания и удивления. И удивления от узнавания. Но если сидеть на заднице ровно, ничего не случится. Надо идти и надо стараться стать лучше. Механизм, в общем-то, проверенный: ты пытаешься что-то понять, постичь, у тебя не получается, ты продолжаешь, ты доходишь до отчаяния, ты мучаешься бессонницей, ты сдаёшься, ты засыпаешь обессиленный… И во сне оно приходит само. Но оно приходит само, потому что ты туда шёл. Я думаю, и с Буддой, и с Менделеевым случились именно эти вещи. Именно этот механизм сработал. Дорога ведёт в обе стороны.

Я думаю, что если человек ощущает, что у него есть какой-то дар, то он не имеет права его игнорировать, тем более, использовать его исключительно для себя. Надо делиться, надо отдавать, иначе дар отберут. Бог — не фраер. Это как разгружать фуру с арбузами: получил по цепочке арбуз — передай дальше. Иначе не получишь следующий.

— Время по-прежнему требует от художника стойкости?

— Это всегда. Если ты живёшь в социуме, да ещё в таком, как наш… Чтобы мускулы росли, их надо нагружать. Как там у Кастанеды? Перед воином лежат две дороги, и обе они ведут в никуда. Но одна — с сердцем, а другая — без сердца. Уж лучше с сердцем…

— В 2003 году в нашем разговоре был упомянут такой образ. Если вы хотите купить творожные сырки, то идите к Комарову. Но у него сырки не всегда с изюмом, могут быть и с тараканами.

— Честно говоря, звучит как выпендрёж. Если лет через десять ты мне напомнишь о каком-нибудь пассаже из нашей сегодняшней беседы, то вполне вероятно, он меня тоже покоробит. Все мы движемся к тишине. Всё меньше хочется лишних звуков и необязательных метафор.

— Концерты против студийных записей… В 2002 году мы говорили о том, что если файл mp3 по качеству звучания достигнет уровня музыкального компакт-диска, то случится катастрофа. И вот он уже давно достиг…

— Нет, катастрофы не случилось. А может быть, она и случилась, только мы не заметили. Люди — адаптивные существа. Мы пережили много форматов, много событий. Я вот живу на той же улице, что и сорок лет назад. Только тогда было другое государство. Улица осталась, а страна исчезла. Время течёт сквозь меня. Я смотрю в окно: вот там был магазин, который назывался «Молокосоюз», потом был обувной, потом парикмахерская. В этом месте был детский сад, теперь здесь отделение полиции. Всё меняется, но жизнь остаётся.

— В чём тебе приходится разочаровываться?

— К счастью, ни в чём. Иногда, включая телевизор, я неприятно удивляюсь. В отношении человеческой природы у меня нет разочарования, есть сожаление. Иногда. Но и восхищение людьми у меня тоже есть. Некоторые из нас просто невероятно прекрасны. Это вдохновляет.

— Скажи, Кирилл, кому мы нужны сейчас?

— Себе. Детям. Нашим друзьям и близким. Вокруг много мусора, глупостей, злонамеренности, гнусности, пошлости, лжи… Но так всегда было. И всегда в нашей стране перед мыслящим человеком стояли задачи, часто противоречащие друг другу: сохранить в себе творческое начало, не участвовать в том, в чём не хочешь участвовать, называть вещи своими именами, стать точнее, профессиональнее, чище. Стать лучше.

Главное — не забывать: человек становится тем, что он делает. Делаешь что-то плохое — становишься плохим человеком. Делаешь что-то хорошее — становишься хорошим. Как сказал один мудрый человек: в какую кассу платишь, из той и получаешь. Простые правила.

Интервью и фото: Евгений Веснин