«Она сама виновата», — говорит персонаж Дмитрия Поднозова в спектакле театра «Особняк» «Кроткая» по одноимённой повести Ф.М. Достоевского.
«Кротких» существует очень много: несколько киноверсий и целый вагон театральных постановок — пластика, полноценная драма, моноспектакли. В одном только Петербурге их две или три. Но важнейшей из всех «Кротких» для нас является «Кроткая» из «Особняка» — в версии Дмитрия Поднозова.
К осени 1993 года бывший советский, а теперь российский телезритель уже был знаком с заграничными «мыльными операми». Всей страной мы переживали страдания рабыни Изауры, плакали вместе с богатыми и очень богатыми мексиканцами, как родную принимали «просто Марию»…
Тёмным осенним вечером на телеэкранах появилась крохотная птичка, сидевшая на ветке какого-то хвойного дерева. За кадром кто-то несколько раз коснулся струн электрогитары, а ещё через пару секунд на экране высветилось название нового сериала: Twin Peaks. Через час я понял, что пропал…
Оказывается, той осенью вместе со мной пропали ещё многие. А позже открыли для себя имя Дэвида Линча, пересмотрели все его фильмы, напитались его духом, чтобы уже никогда больше не быть прежними.
Любопытно, что спектакль носит двойное и двуязычное название: «Кроткая. Dreamweaver». Интересно, что обозначает вторая часть? Вряд ли модную на рубеже тысячелетий программу для вёрстки сайтов — у Достоевского ничего не говорится про Интернет. Тогда, возможно, создатели спектакля имели в виду модные в «нулевые» годы сборники электронной музыки? Если это так, мы снова на одной волне.
«Кроткую» нельзя назвать моноспектаклем. Вот у Евгения Стычкина в Москве — моно, монее не бывает. А в «Особняке» вместе с Дмитрием на сцене работает крайне пикантный видеоряд, который не оставляет равнодушным. Получается, что актёров уже, как минимум, двое, а если на экране появляются сразу несколько кротких…
«Весь видеоряд снимался здесь, — рассказывает режиссёр спектакля Юлия Панина. — Мы снимали это ровно год. Я ничего не понимала в кино и до сих пор не понимаю. И музыкальный ряд, и видеоряд были завязаны на актёре, и надо было этот треугольник «актёр — экран — зритель» выстроить».
Мы видим четверых Поднозовых. Первый в почти кромешной темноте в одних семейных трусах с револьвером у виска что-то сбивчиво кричит — судя по всему, гиперболизирует минуту, которую главный герой провёл в статусе жертвы своей юной жены. Второй, затянутый в чёрное, с наглухо застёгнутым воротником — расчётливый и хладнокровный ростовщик, заёмщик. Сидит он на фоне Чёрного вигвама: за спиной клетчатый пол и плотные занавесы. До полного слияния с «Твин Пиксом» остаётся сменить их цвет с тёмно-синего на красный.
«Видеоряд специально делался в духе Дэвида Линча, — продолжает Юлия Георгиевна. — Причём, под влиянием как определённых фильмов, так и его духа в целом. Эта идея Дмитрия была условием, на котором меня как режиссёра сюда позвали: соединить Достоевского и Линча. Мы попытались её реализовать. Три фильма легли в основу: «Твин Пикс», «Шоссе в никуда» и «Малхолланд Драйв».
Третий Поднозов — равнодушный очевидец разыгравшейся трагедии. Он подслеповато щурится и с большим смаком вкушает что-то из металлической посуды. Еда настоящая, до сидящих в первом ряду доносится её запах. «Она сама виновата» — это оттуда.
Четвёртый Дмитрий — в очередном подозрительном трико. Он играет с разноцветными светильниками и добивается ощущения таинственности вкупе с лёгким безумием. Это рефлексия овдовевшего ростовщика.
«То, что актёр делает на сцене, было последним этапом работы, — отмечает режиссёр.— Дело не в том, что мы актёра под кино подстраиваем — ни в коем случае! Но хорошо, что уже было видео. Мы понимали, с каким партнёром он взаимодействует и что происходит у него за спиной. Ему надо было это понимать».
Жалко, что Дмитрий не воспроизвёл знаменитого великана из «Твин Пикса» — с его внешностью это удалось бы «на ура». Охотно представляю артиста в белой сорочке и красной «бабочке», подсвечивающего лицо снизу и говорящего таинственным голосом: «Она сама виновата».
Советские — и недалеко ушедшие от них постсоветские — литературоведы рисуют нам образ тирана, мучителя и чуть ли не маньяка. Ещё бы, разве может сорокалетний мужчина искренне любить шестнадцатилетнюю героиню? Нет, он прямо-таки обязан грязно воспользоваться её юностью. Кто ещё хочет комиссарского… пардон, кроткого тела?!
Такая тенденциозность мешает разглядеть в главном герое несчастного одинокого человека, а в героине — дурочку, которая ничего не поняла, окончательно запуталась и всё испортила. Все они кроткие, покуда не окажутся в браке…
«Условие было такое: мы строго следуем тексту Достоевского, — завершает рассказ Юлия Георгиевна. — Правда, этот проект сборный. Изначально инсценировку сделал Илья Тилькин, он же должен был стать полновесным режиссёром спектакля. Я была шестым режиссёром, которому предложили работать над «Кроткой». Это был мой первый опыт сотрудничества с актёром театра «Особняк». Не могу сказать, что спектакль в чистом виде Юлии Паниной. Например, сценарий видео написан Дмитрием».
Заложенные Достоевским символы расшифровывают и трактуют и поныне. Доктор филологических наук Татьяна Касаткина утверждает, что в фразе из начала повести «гроб будет белый — белый гроденапль» скрыт недвусмысленный намёк на облечённого в белые одежды «наибольшего в новом городе — небесном Иерусалиме». Пусть так.
А мы вернёмся в любимый вигвам. Рви душу, гитара Анджело Бадаламенти! Пой, Джулия Круз! И пусть уже следующие зрители бьются над вопросом: «Кто убил Кроткую?» Или — она сама виновата?
Текст и фото: Евгений Веснин
Прокомментируйте первым "Из белого вигвама — в новый Иерусалим"