А если что и остаётся…

В театре «Приют комедианта» 24 сентября состоялась премьера спектакля Дмитрия Волкострелова «Русская классика».

«Приют комедианта» — один из известных петербургских театров. Имея выгодное расположение и хорошую славу, «Приют» может похвастаться разнообразным репертуаром, где каждый сможет выделить для себя что-то интересное. На предложение директора «Приюта комедианта» Виктора Минкова поработать с классическими произведениями режиссёр Дмитрий Волкострелов отозвался неожиданной идеей. Так появился спектакль Дмитрия «Русская классика», премьеру которого перенесли с мая из-за известных эпидемиологических обстоятельств.

Спектакль, как ни странно, действительно посвящён русской классике, причём без конкретизации и упора на одно событие или произведение. Но невозможно заключить столь обширную тему в полтора часа показа. Именно поэтому «Русская классика» — это не один спектакль, а пять. Пять спектаклей — и столько же актёров, рассматривающих Золотой век русской литературы с абсолютно разных сторон. Если посмотреть их все, то период с 1799 по 1904 год предстанет нам словно разложенным на плоскости, которые, переплетаясь, образуют единую картину.

Каждый из актёров представил особое восприятие Золотого века, отметив на воображаемой линии времени десять точек — значимых событий, которые лично он хотел бы выделить (24 сентября был показан вариант Анастасии Казаковой). Именно эти события будут появляться на своеобразном таймере, отсчитывающем годы. Да, непосредственное действие примерно одинаково во всех пяти постановках, но всё же они остаются слишком разными и непредсказуемыми хотя бы потому, что зрители тоже могут в какой-то мере поучаствовать в их создании. Достаточно воспользоваться возможностью и задать вопрос любому именитому автору. «Русская классика» даёт полную гарантию — вы получите на него ответ. Но сможете ли его расшифровать? За это ни создатели, ни расспрашиваемый литератор ответственности не несут.

Режиссёр болезненно воспринимает разрыв между современниками и девятнадцатым веком. Уходящая эпоха классиков теперь является для нас музеем, где мы можем почерпнуть новые знания, просто полюбоваться или бесцельно побродить среди пыльных экспонатов.

Актёры на сцене «Приюта комедианта» могли позволить себе быть собой. Они осматривались в музее, рассматривая убранство комнаты: письменные столы и стулья, шкаф, кафедру — мебель и остальные предметы интерьера соответствовали эпохе. Герои, как обычные посетители музея, фотографировали, делали селфи и выглядели совершенно буднично, сильно выбиваясь из антуража сценического пространства.

Но вот они смелеют и пересекают бархатное ограждение, подходят ближе, а после и вовсе осваиваются в музее, принося туда современные предметы, смешивая два века — девятнадцатый и двадцать первый. Затем этот необычный музей затягивает их с головой, они перевоплощаются в героев мира Золотого века. Домашние халаты, лёгкие оборчатые платья, капоры сменяются на шубы и меховые накидки. Герои уносят обратно со сцены дары современного общества, оставляя только пару ламп. Мир заострённых гусиных перьев, желтоватой бумаги, неспешных шахматных партий и литературных вечеров проявляет себя в полную силу. Человечество, что должно бережно нести хрупкое, уходящее наследие, оказалось захвачено этим временем, которое секунда за секундой распространяется и на зал.

Стоит отметить, что действие происходит крайне медленно. Актёры неторопливо перемещаются в музее, при этом на долгое время зрители погружены в полную тишину. Складывается впечатление, что перед нами будто разворачивается сцена из немого кино, вот только даже в последнем действия больше. Это и логично: зрителя надо заинтересовать, вот только в этот раз не удалось — зрители, отсидев минут двадцать, начали покидать зал. Когда же наступал год с отмеченным действием, раздавался синтезированный голос нейросети, оглашающий событие и зачитывающий отрывки произведений или истории их создания. Неправильно расставленные ударения и искусственный голос немного били по ушам. А потом снова наступала тишина.

Зрители ждут — думают, что пришли на спектакль. А на самом деле спектакля нет. Есть обширная и толком не реализованная, хоть и действительно интересная идея. Есть полная тишина на протяжении получаса, когда мы просто наблюдаем за медлительными актёрами, действия которых настолько тихи и незаметны, что мы даже не акцентируем на них внимание. Есть минут двадцать действительно живого и интересного действия в конце постановки. Но спектакля в этом нет.

Когда действие идёт к концу (или вернее будет сказать, что оно только начинается), герои садятся играть в лото за длинный обеденный стол, окружив себя растениями в горшках, создав посередине сцены зеленый оазис. Звучат написанные на бочонках номера, неясные пока слова и фразы, а когда кто-нибудь отвечает: «Есть!», он же зачитывает один из тех самых вопросов писателям, что можно было задать перед началом спектакля. Другой герой при этом открывает книгу писателя на первой попавшейся странице и зачитывает фразу, которая и будет ответом литератора на вопрос.

— Александр Сергеевич, почему так рано?
— Народ расходится.

— Лев Николаевич почему Вы всё завещали не родным?
— Не говорите со мной.

— Александр Сергеевич, существует ли дружба между мужчиной и женщиной?
— Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой, иль дурой…

Действие действительно завораживает и смешивает в себе такую привычную русским людям игру в лото с не менее знакомым элементом гадания по книге.

Счётчик времени неумолимо бежит вперёд, свет тускнеет, герои по очереди встают из-за стола со словами: «У меня партия, господа», и удаляются, слыша в ответ: «Браво! Браво!», отсылая нас таким образом к последнему действию пьесы Чехова «Чайка». С каждым уходящим со сцены человеком свет всё тускнеет, пока за спинами героев, из обрывков произнесённых ими во время игры фраз окончательно складывается текст неоконченного стихотворения Гавриила Романовича Державина «Река времён…». Последний герой уже в полумраке поднимается из-за длинного деревянного стола, произносит: «У меня партия, господа» и уходит со сцены, когда таймер останавливается на 1904 году и звучит история смерти Чехова. На этот раз голос живой, не синтезированный. Стихотворение Державина, являясь композиционным кольцом, снова отсылает нас к началу Золотого века русской литературы и точно описывает неизбежное будущее русской классики, хоть мы и пытаемся этого не допустить.

«Река времён в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.

А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдет судьбы».

Текст: Алиса Витковская
Фото: Наталья Кореновская