Корреспонденты Охтинского пресс-центра побывали в «Этюд-театре» на спектакле Николая Русского «Коллеги». В качестве литературной основы использован одноимённый рассказ самого режиссёра.
Не сразу понимаешь, когда начинается спектакль. Нужно правильно и вовремя фокусироваться — на всём и сразу: на лицах, движениях исполнителей главных ролей Анны Донченко и Александра Лушина, на бите и на самом тексте. Да-да, именно бите. Хоть в рассказе речь идёт о школе, на учительском столе стоит диджейский пульт. Поодаль от него — стойка с микрофоном. Актёры подходят к ней по очереди, зачитывая отрывки текста; каждый предварительно меняет бит. Сам бит современный, дополняет атмосферу некоего безумства и лишь позволяет окунуться в действо глубже. Режиссёр тоже принимает участие в собственной постановке — периодически читает текст рассказа о советской провинциальной школе, учителях, людях, быстротечности времени и насилии.
Текст произносится полностью, но в действии на сцене не иллюстрируется — передаётся только экспрессивная или, наоборот, медитативная суть происходящего. В какой-то момент оказывается, что у микрофонной стойки никого нет, а звук идёт. Голос одного из участников спектакля звучит с такой же громкостью, как и прежде — ты бросаешь более пристальный взгляд на их лица, но все они молчат. Только через несколько секунд понимаешь, что звучит запись, сделанная заранее. Или просто это розы говорят голосом Ани. Да, розы. Такие чуть пожухлые цветы можно частенько встретить в кабинетах учителей. Они — незаинтересованное лицо в отношениях коллег; говорят то, что видят. Именно они передают зрителю конец истории, развязку. А кто, если не розы? Ведь больше в кабинете никого нет.
Спектакль заманивает рекомендацией: «…для тех, кто страдает от стресса, панических атак, социальной незащищённости и нехватки любви». Как бы прискорбно ни звучало, но это действительно распространённая проблема. Суть в том, что, скорее всего, спектакль хотел передать чувства, которые мы порой не можем толком объяснить собеседнику, но чувствуем при стрессе, панических атаках. Действительно сложно описать одним словом, но всю ту душевную боль, холод, внутренние истерики постановка передаёт не с помощью слов, а с помощью движений, голоса, мимики, посторонних звуков.
Спектакль предназначен для чувствующих. Понимать и думать нужно после, а во время недолгого (чуть меньше часа) действия нужно чувствовать. Если вы хоть раз сталкивались с непонятным чувством страха, резко нахлынувшего волной, или хоть раз вас внутренне разрывало, и вам хотелось как бы выбраться из собственного тела, закричать, если вам знакомы холод и чёрная, вязкая, будто затягивающая субстанция, образовавшаяся у вас в груди, что словно разъедает, — вы всё поймёте. Поймёте, узнаете и согласитесь.
Сюжет жесток и имеет неожиданную концовку: с самого начала вы симпатизируете одинокому интеллигентному мужчине лет пятидесяти. Он маленький человек, неуклюжий и довольствующийся малым, но он меняет лицо, становится зверем-насильником. Что его сподвигло стать им? Он сам — жертва стресса, панических атак и людей более сильных. Возможно, увидев в молодой учительнице человека слабее себя, более хрупкого и нежного, ещё более беззащитного в обществе, у него сработала команда не «оберегать и любить», а «подчинить и сломать». Возможно, от нехватки любви. Возможно, так нашла выход в нём энергия, копившаяся годами, пока он сам ежедневно испытывал дискомфорт, волнение, страх. А может, он просто решил прервать зацикленность своей жизни. Вот только выходить из этого состояния нужно было совсем по-другому.
На сцене используются несовременные образы: одеты герои по-советски, но актуальность проблемы сохраняется и сейчас. Вроде как, всё изменилось: люди стали более толерантными, понимающими, да и рабочие теперь не забивают весь автобус по утрам. Зато осталось случайное насилие, а автобусы теперь утром забиты офисными работниками. За образами провинциальной школы, заводов, переполненного автобуса видно чуть больше — видна страна, а страна — это, прежде всего, люди.
Текст: Алиса Витковская
Фото: Татьяна Атальян
Прокомментируйте первым "Всё изменилось, но ничего не меняется"