Анна Литомина: «Летом мы будем слушать песни “Трипинадва”»

Вокалистка группы «Трипинадва», участница спектакля «Этюд-театра» «Мне моё солнышко больше не светит» Анна Литомина рассуждает о театре и музыке и анонсирует новый диск.

ЕВ: — Аня, на днях состоялся очередной показ спектакля «Мне моё солнышко больше не светит», в котором ты участвовала как музыкант. Скажи, пожалуйста, это первый твой опыт сотрудничества с театром, участия в театральном процессе?

— Нет, это не первый опыт. В театр я попала ещё в 2005 году, когда поступила в Педагогический университет имени Герцена на технический перевод. С первого сентября открылся набор в труппу театра «Ювента» при университете. Он существует и сейчас, но называется лабораторией. Я играла там три года и занималась в вокальной студии. Мы ставили мюзиклы.

После трёх лет занятий я бросила театр, и мы с подругой придумали группу «Трипинадва». Потом я ушла в общепит, работала там. Были концерты, много музыки — и к театру я вернулась через несколько лет. Это тоже было случайно. Известный всем Дима Волкострелов позвал меня в спектакль “Shoot / Get Treasure / Repeat”. Сначала этот спектакль длился восемь часов, потом Дима сократил его до шести.

Тот же Дима приглашал нас с Машей из группы «Трипинадва» уже как музыкантов в спектакль «Любовная история» — он шёл в «Приюте комедиантов».

Также я играла в мюзикле «Зомби-зомби-зомби». Там я либо пела, любо изображала говорящую голову.

Так что, к театру я имею отношение, хотя играю крайне редко. А «Солнышко» — вообще далеко не часто играемый спектакль. (улыбается)

Хотя в нашей студенческой студии всё было серьёзно, мы изучали театральные дисциплины, но образование у меня не театральное.

ЕВ: — Как ты познакомилась с «Этюд-театром» и стала участвовать в «Солнышке»?

— Я была арт-директором и управляющим маленького заведения «Утка» на Моховой улице. Туда приходили многие актёры и студенты Театральной академии, все знакомились и дружили, а я устраивала концерты. Когда на Большой Конюшенной открылась «Площадка 51», там же, неподалёку, мы открыли вторую «Утку». Мы были соседями и друзьями. Кроме того, Маша участвовала в спектакле «Этюд-театра» у Лёши Забегина.

Как-то раз он пришёл и сказал: «Аня, мы придумали спектакль, сыграли его в Екатеринбурге, но хотим выпустить петербургскую версию. Может быть, ты будешь в нём петь?» Я ответила: «Конечно, ребята! Давно хотела с вами работать, а не только дружить». Так и произошло.

ЕВ: — Я правильно понимаю, что в «Солнышке» звучат не твои песни, не группы «Трипинадва»?

— «Трипинадва» там нет, наши песни есть в других спектаклях. В «Солнышке» звучат песни группы «Пёс и группа». Это петербургский андеграундный low-fi проект, который, возможно, сейчас стал тише и незаметнее, но когда-то «Пёс и группа», “Lemon day” захватили подпольные петербургские сцены. Самого автора песен мы приглашали на наш спектакль раз десять, но он так и не может к нам дойти.

Кроме песен «Пса и группы» в спектакле звучит песня “After hours” группы “Velvet underground” (Лу Рида) в авторском переводе Вовы Антипова — «Солнышко не светит никогда». А ещё — песня Дмитрия Маликова «Душа», написанная им для Натальи Ветлицкой.

Кстати, «Душу» мы решили сыграть сами. Насколько я знаю, в екатеринбургской версии «Солнышка» её не было. Там вообще мальчик пел, а у нас возникла история с женским вокалом.

ЕВ: — А почему такой странный микс?

— Мне кажется, спектакли «Этюд-театра» более чем экспериментальные. У ребят панковский подход к их созданию.

Песню «Душа» мы решили замедлить — она получилась романтичной и стала добавлять спектаклю любви. Что же касается “After hours”, то я очень люблю “Velvet underground”, и когда однажды на репетиции Лёша Фролов и Андрей Панин стали танцевать, мы решили — почему бы не разнообразить спектакль ещё и танцем? Тут же Вова перевёл текст и прислал мне перевод, от которого мы были в восторге. Тогда мы поняли, что многожанровость не только не помешает картинке, но сделает этот удивительный спектакль ещё более многогранным.

ЕВ: — Насколько для тебя гармонично исполнять все песни из «Солнышка»?

— Для меня это не просто спектакль, а какой-то праздник. Каждый раз идя на «Солнышко», даже если до этого мы его не играли много месяцев, я делаю это с большим удовольствием. От исполнения этих песен я испытываю невероятный кайф. Когда я сижу на сцене, не будучи ведущим или артистом, то всё равно взаимодействую с главными героями: мы смеёмся и можем прогуляться. Раньше со мной пел и играл на басу Илья Амелин, теперь это Алишер Умаров.

Нет ничего приятнее, чем нести что-то своё. Люди видят это и считывают. Происходит колоссальный взаимообмен энергиями. Однажды у нас на спектакле обрушился амфитеатр. Мы быстро пересадили людей на пол, на подушки, и продолжили играть. Несмотря на любые казусы, мы всегда уходим наполненные и счастливые.

ЕВ: — Задам неблагодарный и, может быть, не совсем красивый вопрос, но надо…

— (улыбается) Давай!

ЕВ: — Спектакль очень сильно менялся за два с половиной года, которые я его смотрю. Помню, что ты сидела на сцене одна. Помню минимум четверых исполнителей роли Андрея: Колю Русского, паренька из Коляда-центра, Артёма Томилова и сейчас это Лёша Забегин. Менялись стенд-аперы: Андрей Гончаров, Саша Лушин…

— Я смотрю, ты разбираешься в спектакле лучше меня! (смеётся)

ЕВ: — Так вот: какая ситуация тебе больше нравилась? Какой стенд-апер, какой исполнитель роли Андрея? Но дело не только в людях, но ещё и в ощущениях. Тебе за два с половиной года было одинаково приятно?

— Один из моих любимых показов «Солнышка» — это читка. Мы сами не были уверены в том, что получится, поэтому сначала решили представить пьесу в таком формате. Помню, что хохотали и мы, и весь зал. После читки мы решили, что почти ничего менять и не нужно.

Действительно, я уже и забыла, что когда-то пела песни в спектакле одна. Но мы и в нашей группе «Трипинадва» (которой, мама родная, почти десять лет) первые лет пять играли вдвоём. Сначала я просто играла на акустической гитаре, потом мы нашли металлофон, и Маша стала играть на нём. Мне кажется, что, когда прибавляется любой новый звук, от этого общая картинка только выигрывает. Поэтому, когда в группе «Трипинадва» появлялись барабанщик, скрипачи и басисты, нам это было только на руку.

Я вообще люблю низко звучащие инструменты: бас-гитару, контрабас — всё, что даёт басы. Когда на сцене «Солнышка» появилась бас-гитара, это сделало музыкальную картинку объёмнее.

Кроме того, мой компаньон-музыкант — мой друг, и с ним я сижу на сцене не одна, как вахтёрша. Мы с ним взаимодействуем, хохочем, образно перекидываем друг другу мяч или, наоборот, поддерживаем. Не чувствую никакой потери амбиций или того, что слава стала обходить меня стороной.

Теперь по поводу ребят. Неизменный ангелок Вера Параничева — моя хорошая подруга и талантливейшая актриса. А сейчас она ещё и дизайнер, и художник по костюмам. Её рост происходит на моих глазах. Вера всегда играет по-разному в разных своих жизненных состояниях.

Мне было бы больно видеть, что ангел меняется. Это просто невозможно. Так же, как и Вадик. Для меня Филипп в этой роли неизменен, он уже сросся с этой бородой. Недавно он поменял панаму на шапку, и для меня это стало большим стрессом. Я хочу панаму, внутренне её требую.

Видимо, я немного законсервировала свои убеждения. Мне кажется, что первый Андрей — Коля Русский — был самым подходящим актёром для этой роли. Все следующие ребята были по-своему хороши, но я внутренне хотела вернуться к тому первому варианту. Возможно, потому что я привыкла и не принимала новые грани Андрея. Но когда Лёша Забегин стал играть эту роль, всё встало на свои места. Человек, который изначально создавал этот спектакль, так органично влился, что версия Андрея 2019 года, мне кажется, подобрана наиболее точно.

Парни-агенты тоже неизменны. Иногда кто-то из них болеет, и тогда на помощь приходит прекрасный актёр-выручатель Саша Бянкин, который один раз сыграл бомжа, другой раз — одного из агентов. Он тоже член этой банды, актёр этого театра. Теперь он выходит в каждом показе, мы уже не можем от него отказаться. Лучше придумаем для него роль и внедрим её в спектакль, чтобы дружба осталась.

Сейчас у нас уже нет планов завоевать с этим спектаклем какую-нибудь награду. Хотя, конечно, если кто-нибудь нам её вручит, мы её с радостью получим. По моему мнению, мы играем спектакль для того, чтобы он жил и чтобы колкий юмор, потрясающая игра, всё это тепло и бешеное веселье продолжались.

ЕВ: — Не кажется ли тебе, что Лёша Забегин слишком глобален для этой роли? Что там должен быть более двухмерный и внешне незадачливый паренёк? Ещё в июле, когда я увидел Лёшу в этой роли, у меня сразу возник образ: Солженицын. Выходит на сцену Александр Исаевич Солженицын, начинает чесать бороду и говорить, как нам обустроить Россию.

— Я познакомилась с Колей Русским на спектакле и увидела, как он играет. Между репетициями мы не так часто общались, и мне он как раз и показался милым и лёгким пареньком. В меру ленивым и вообще простеньким. А потом я познакомилась с ним поближе и подумала: о-го-го!

Что касается Лёши… У меня есть много времени, чтобы думать о том, как они выглядят на сцене. Да, борода. Да, он смотрится старше, чем Андрей. Но есть в нём что-то такое ленивое, что-то рефлексирующее, что есть и в Андрее. Хотя, согласна: какой-нибудь мальчишка, возможно, больше бы подошёл. Возможно, Лёша — слишком петербургский Андрей. Думаю, что его место жительства гораздо ближе к центру города, чем Юго-Запад.

Кстати, сам Лёша Забегин меняется. За последние два года он действительно мутирует в Солженицына. (смеётся)

ЕВ: — Ты совсем недавно сказала, что у тебя нет амбиций по поводу того, что ты в спектакле уже не одна на сцене. А ты не боишься, что тебя в этот момент ревнуют?

— Меня? Зрители?

ЕВ: — Да.

— Мне кажется, зрители больше переживают из-за перемены мест слагаемых у главных героев. Если зрители хорошо знакомы со спектаклем и видят, что меняются диалоги или, не дай бог, не прозвучала любимая шуточка, мне кажется, тут вопросов будет больше.

Если честно, никогда об этом не думала. Сейчас пытаюсь сформулировать…

ЕВ: — Пусть будет inspiration…

— Никогда не придавала серьёзного значения своему присутствию на сцене. Вот если бы вместо меня сидела другая девушка, изменения были бы заметны. Но амбиций я действительно не испытываю. К тому же, у меня есть проект «Трипинадва», где я сполна выражаюсь и хватаю зрительский хайп.

ДГ: — Давайте о музыке! Как возник ваш союз?

— Я всегда любила музыку: в детстве пела с расчёской у зеркала, участвовала во всех школьных праздниках. Мало кто знает, что я родилась в Тюмени и прожила там 16 лет. Потом переехала в Петербург и поступила в университет.

Когда я решила бросить занятия физикой и занятия в прекрасном театре, то решила быть ближе к музыке и ходить на концерты. Мне тогда было лет 18–19. На Разъезжей улице располагался маленький клуб А2 — прадед нынешнего огромного клуба на улице Медиков. На первом этаже был ресторан. Без какого-либо опыта я устроилась туда работать. Мне хотелось слушать концерты.

Тогда же познакомилась со своими лучшими друзьями, с которыми дружу больше 10 лет. В том числе, с Машей. Она тоже пришла туда работать, потому что ей нравилась музыка, и она продавала билеты. А я всё время пела, участвовала в кавер-фестивалях. И однажды Маша предложила вместе поучаствовать в фестивале low-fi музыки. Я согласилась, но заметила, что у нас нет группы. «Сделаем!» — сказала Маша.

Однажды она пришла ко мне как Менделеев, которому приснилась периодическая таблица, и сказала: «Трипинадва!» Поскольку я изучала тригонометрию, но справлялась с нею еле-еле, то сразу поняла, что это точка на окружности. Наша музыка не имеет никакого отношения к тригонометрии, просто фонетически нравится, как это звучит. Кроме того, можно писать наше название буквами, а можно — формулой. Сейчас мы всё чаще используем латиницу, хотим выйти на международный уровень, играть на Уэмбли. (улыбается)

Группу мы создали в 2009 году. Потом мы не играли, потом играли для себя, потом ленились и лежали на диване, потому у Маши с нашим барабанщиком родилась чудесная дочка. Мы меняли музыкантов, играли с приглашёнными ребятами. Последний вариант состава — это четыре человека: я, Маша, наш барабанщик Эрик и потрясающий клавишник Слава Завьялов, очень талантливый музыкант из группы «Ким и Буран».

ДГ: — В каком жанре вы играете?

— Это мой любимый вопрос. Давеча с Алишером мы обсуждали, что это удел не самого музыканта, а слушателя или даже критика, который после как-то нас назовёт. Этот вопрос всегда вводил нас в ступор. Ничего конкретного и объективного мы не могли подобрать. Однажды какое-то издание назвало нас то ли «мифогенный», то ли «мифический чиллвейв». Нам уже сама формулировка понравилась.

Сейчас у нас серьёзно идёт запись альбома в Москве, и наш саунд-продюсер говорит: «Вы — инди-поп или панк». Одно время к нам приклеивали low-fi, хотя я не считаю это жанром как таковым.

Приписывают нам разные жанры. Единственное, чего не люблю, — когда «Трипинадва» относят к фолку. Но это ушло, когда мы заменили акустическую гитару на электрическую.

Кстати, если у вас появятся варианты, пожалуйста, напишите нам.

ДГ: — Песни «Трипинадва» о чём?

— Песни мы придумываем вместе: когда Маша, когда я. Чаще, конечно, тексты пишет Машуля, а я — музыку. Мы с ней как Джон Леннон и Пол Маккартни.

О чём наши песни? О многогранной Вселенной. Нам не хочется петь о каких-то бытовых вещах. Мы, скорее, поём о каких-то вечных истинах, но делаем это простыми, даже наивными способами. Про дружбу, любовь. Про различные душевные состояния. Про сладкую и удивительную жизнь, dolce vita.

Однажды, когда мы не играли год, Маша пришла ко мне на день рождения. По пути, опаздывая, она придумала песню, чтобы я не злилась. Песня «Сандали» до сих пор существует в нашем репертуаре.

У нас есть песни, из которых мы выросли. Есть шуточные песни длиной в один куплетик, где мы просто что-то кричим. Одна такая шуточная песня называется «Жри мух». Маша весь куплет наговаривала, что к ней на дискотеке подкатил какой-то парень. Он был таким навязчивым и неприятным, что она ему сказала: «Жри мух!» Иногда на наших концертах кто-то вдруг кричит: «Жри мух!» Мы с Машей нервно переглядываемся: типа, мы не слышим и не понимаем, о чём вы говорите. И это не про нас.

Когда кто-то вспоминает такие песни, кажется, что они будто из прошлой жизни: «Что, серьёзно? Это было со мной? “Жри мух” я пела?!»

Сейчас у нас «Космос больше, чем я», а когда-то было «Жри мух».

Многие свои старые песни мы пересмотрели, где-то изменили аранжировки и стали исполнять снова. Например, наш первый сингл называется «Кашка на молоке». Мы изменили текст, и песня стала актуальной, заиграла по-новому. Мы добавили органные синтезаторы, и она зазвучала так волшебно, что теперь мы не можем отказаться от неё.

ЕВ: — Приходилось ли забывать собственные тексты?

— Тысячу раз! Сейчас с этим стало полегче, а одно время мы с Машей собирались на репетицию и придумали новую песню. Решили, что надо исполнить, хотя бы кусочек. Мы отрепетировали её, прогнали, текст написали на бумажке, потом эту бумажку сдуло ветром, и я, сидя на сцене, поняла, что мы провисли.

Если посмотреть видео с концертов «Трипинадва», то станет ясно, что они всегда кишат непосредственностью и нештатными ситуациями. Это было не раз и не два. Иногда, зная слова своих песен наизусть по десять лет, мы внезапно впадали в ступор.

ДГ: — Расскажи, пожалуйста, про новый альбом?

— У нас появился новый потрясающий директор Ванечка Белаш. Он оказался двигателем нашего альбома. Мы с друзьями уже давно собирались на каких-то студиях, что-то пробовали, но всё это оказывалось на не очень высоком профессиональном уровне. А эти песни хочется зафиксировать. Хочется, чтобы через 7–8 лет они не исчезли.

Ваня оказался тем человеком, который помог нам и предоставил замечательнейшие условия. Также он познакомил нас с саунд-продюсером, с которым мы наконец-то договорились. Наши друзья делали какое-то собственное видение звучания «Трипинадва». А мы с Машей в силу того, что не можем на профессиональном техническом языке объяснить, какое звучание мы хотим, не могли найти общего решения.

В ближайшее время будет альбом. Я очень его жду. Сейчас мы немного приостановили концертную деятельность, чтобы сфокусироваться на нём. Так что, летом все мы, друзья, будем слушать «Кашку на молоке», «Велосипед» и многое другое.

ДГ: — Чем ещё ты увлекаешься помимо музыки?

— На Рубинштейна, 36 находится студия йоги. Я занимаюсь йогой и преподаю её. Горячую. Надо сказать, что это особенная йога.

Я всё время чем-то занимаюсь: конным спортом, бегаю. Сейчас это йога. Она не даёт мне погрязнуть в унынии и выводит на новый уровень всю мою жизнь.

Ещё люблю мотаться по миру, особенно одна. Покупаю билет, иногда без обратного. Там же, на месте, нахожу, где жить, где спать, что есть. И также бездумно уезжаю в другую страну. А когда заканчиваются средства, возвращаюсь в Петербург.

Обожаю петь. Пою везде: в гостях, на похоронах, свадьбах. Где вижу гитару, пою под гитару. Нет гитары — пою a cappella.

ЕВ: — Любовь, семья?

— Мой отец живёт в Тюмени. Мамы, к сожалению, уже нет в живых. В Петербурге живёт мой брат.

У меня есть прекрасный молодой человек, у нас с ним всё отлично. Кстати, он тоже творческий паренёк: играет на барабанах, снимает на квадрокоптер. У него своя студия звукозаписи. Мы отлично проводим время.

Детей у меня пока нет. Есть кот Юра, но он живёт не со мной. Я делю его с другой хозяйкой в силу некоторых обстоятельств.

Хочу посетить Латинскую Америку.

Я хорошо рассказала про хобби и семью?

ЕВ: — Более чем. И даже немного залезла в мой последний вопрос. Что будет дальше, Ань?

— Дальше будет много музыки. Надеюсь, что она будет в Москве, в Петербурге и в других городах. Хочется двигаться в эту сторону.

Мне кажется, что я только начинаю дружить и знакомиться с самой собой. Поэтому давайте договоримся встретиться через год. У меня есть планы на ближайшее будущее, но есть и ощущение, что я их поменяю.

Может быть, ребята придумают ещё один спектакль и позовут меня участвовать. Вряд ли я сама что-то сделаю как режиссёр. Я, скорее, исполнитель, который может привнести что-то своё.

Вроде бы, кроме «Трипинадва» намечается ещё один музыкальный проект, где я буду петь. Посмотрим, что из этого выйдет. Мне нравится находиться в процессе. Результаты, конечно, тоже нравятся.

Интервью и фото: Евгений Веснин, Дарья Герцева