Мария Селедец: «Не знаю, насколько театр может быть социальным»

В следующий вторник, 26 февраля, в 20 часов на «Площадке 51» на Большой Конюшенной пройдёт очередной премьерный показ спектакля «День учителя|2048».

Об идее спектакля-антиутопии, параллелях с настоящим и прошлым России и социальной роли театра корреспонденты Охтинского пресс-центра говорят с режиссёром и одним из драматургов Марией Селедец.

ДГ: — Мария, в прошлом месяце Вы участвовали в режиссёрской лаборатории в Хабаровске. Расскажите, что это был за проект? Какой эскиз Вы ставили?

МС: — Туда пригласили четырёх молодых режиссёров и предложили варианты современных инсценировок, написанных по мотивам классической прозы. В том числе среди этого списка затесалась пьеса Ульриха Пленцдорфа «Новые страдания юного В.», навеянная Гёте. Мне этот материал показался интересным, я за него взялась и сделала эскиз.

Я была очень довольна тем, что получилось. С первой репетиции удалось наладить творческий процесс с актёрами, и не было никаких сомнений — туда мы идём или нет, что мы делаем и как. Мы сразу начали работать, всё получилось очень драйвово, с каким-то рок-н-роллом. Эскиз получился про бунт, но не противный, а обоснованный.

ДГ: — Какое впечатление осталось от Дальнего Востока?

МС: — Впечатления очень хорошие. Можно сказать, что я в него влюбилась. Тем более, что я была там уже во второй раз. Хотя, нет — в третий, но первый был в прошлый жизни и, наверное, не считается. Второй раз я была во Владивостоке, но ездила просто к друзьям. Сейчас ездила в Хабаровск, но даже не дошла до Амура. Надеюсь, мне удастся туда вернуться.

ДГ: — Успели ли Вы попробовать морские деликатесы?

МС: — Я ела гребешок, кажется, так называется? Довольно вкусно. Раковину от него я привезла домой. На самом деле, времени не было на то, чтобы гулять, пробовать и наслаждаться Дальним Востоком. Было очень много работы.

ДГ: — В своём Instagram-аккаунте Вы писали, что участие в лабораториях — это несколько болезненный опыт для Вас. Почему?

МС: — Да, я написала этот пост на эмоциях, потому что это был творческий процесс, и мы… Не знаю, как это объяснить словами. Описывая это в Instagram, я, по-моему, использовала нецензурную лексику. Мы действительно сделали что-то очень крутое, и это был сильный подъём. Я понимала, что сейчас мне придётся уехать, я не могу сейчас доделать эту работу и я не знаю, доделаю ли я её или нет. Это больно, потому что ты делаешь что-то в театре для того, чтобы это игралось и жило. А та работа, которую мы делали, — если для неё и будет какое-то продолжение — она будет в другом виде. А я её уже люблю.

ДГ: — Параллельно со спектаклем «День Учителя» Вы публикуете в социальных сетях главы романа «2048». Выйдут ли Ваши записи за пределы сетей?

МС: — Мы думаем об этом. Мы хотим его издавать, когда напишем. А закончим мы его 1 мая 2019 года. Потом какое-то время уйдёт на редактирование. Ну а после будем искать способы, как его издавать.

ДГ: — После каких событий Вы решили работать над пьесой «День Учителя»?

МС: — Вы ожидаете ответа по поводу событий в России? Нет, не было чего-то внешнего, что особенно подвигло, каких-то конкретных событий. Это снежный ком, который существует вокруг и влияет на всех.

ЕВ: — Мария, когда я увидел летом Ваш спектакль, то в хорошем смысле обалдел. Никогда раньше не видел, чтобы на полном серьёзе в современном независимом театра подавался бы социальный протест, социальная тематика в целом. Особенно когда под финальную песню вышли артисты с красным знаменем. К огромному моему сожалению, повестка современного независимого театра почти всегда либеральная, модненькая. Если звучит что-то политическое, то в духе Навального — космополитизм, безупречная американская улыбка. Но красного флага я не видел там точно, тем более всерьёз.

Скажите, для Вас это было больше, чем фишка? Что-то глубокое для Вас и других создателей спектакля за этим стоит?

МС: — Для меня это, конечно же, серьёзно. Это моё отношение к жизни, к миру вокруг меня. Абсурдистская, сатирическая и немного гротесковая форма спектакля всего лишь даёт возможность говорить о важных вещах. Если рассуждать о них без юмора, то сдохнуть можно, потому что восприниматься будет очень тяжело: «Это всё и так вокруг, зачем это ещё и здесь?» Будет скучно.

Кстати, про цвет флага мы долго разговаривали. Обсуждали, какого всё же он должен быть цвета. Дело не только в колористике, но другого цвета для флага не нашлось. Тем более, что это странным образом продолжает мысль, которую мне сложно выразить, но которая, надеюсь, считывается зрителем. Я не могу про неё говорить, я же режиссёр. Мне как раз интересно, считывается она или нет.

ЕВ: — Вам сколько-нибудь близка левая повестка, особенно в современном театре? Или Вы не задумывались об этом раньше?

МС: — Я на подобных вещах никогда особо не фокусировалась. Не знаю, насколько театр может быть социальным. Но я считаю, что делать спектакль только для того, чтобы в чём-то убедить людей — это очень фальшиво. Не могу сказать, насколько мне это близко. Я вообще не очень люблю ходить в театр! (смеётся) Ходить туда работать — люблю, смотреть — для меня сложно.

ЕВ: — Почему вдруг после основного действия начинают звучать стихи Серебряного века? И особенно такое перевоплощение: одна из актрис, Анна Селедец, которая до этого играет жутко стервозную директрису, вдруг выходит с ахматовским текстом?

МС: — Действие происходит в 2048 году, но мы, конечно же, говорим о том, что происходит сейчас. И, конечно, нельзя не проводить параллели с тем, что уже было в нашей истории.

Когда мы ещё не думали писать пьесу, мы встретились с Фомой Поповым после одного проекта в Самаре, и он сказал, что он хочет написать пьесу. У него была картинка: учительница орёт матом на учеников о том, что Ахматова — не такая икона, как о ней рассказывают в школе. Мы начали об этом говорить и решили написать полноценную пьесу. Но было непонятно, про что писать, поэтому стали подробно изучать творчество Ахматовой, её историю, стали копать глубже.

Помню, что позвонила Фоме и сказала, что у учительницы арестовали сына. Вот эта параллель с Ахматовой… С этого момента для меня стало ясно, что пьесу мы напишем. А как режиссёр, я понимала, что литературные отступления дают спектаклю новый слой. Это ведь тоже наша история. К тому же, её творчество — волнующая меня тема. Для меня остаётся актуальным вопрос, который учительница задает классу в кульминационной сцене: как в одном человеке могут сочетаться Гражданин, Женщина-мать и Поэт. Думаю, что на него ответить невозможно, поэтому спектакль мы сможем играть вечно.

ЕВ: — Как Вы считаете, с какого возраста уместно смотреть «День Учителя»?

МС: — Я бы сказала «шестнадцать лет», но есть такие ограничения, что в целом его нельзя смотреть. (смеётся) Я даже не знаю, как про это говорить, потому что нас же могут всегда закрыть.

ДГ: — «День Учителя» — это в большей степени осмысление исторического опыта, нынешней жизни или предсказание будущего?

МС: — Не знаю. Вопросы остаются одними и теми же: что тогда, что сейчас и, возможно, что и будущем. Поэтому и 2048 год. Хотя можно было поставить и 2018-й, и 1918-й. Какая разница?

ДГ: — В том, что главная героиня — именно учительница, есть какая-то идея? Почему она не домохозяйка, например, или офисный работник?

МС: — На этом строится драматургическая история: она должна участвовать в выборах, она часть конфликтной структуры. Учительница как идея появилась изначально, вокруг неё выстроилось всё остальное. Ну и, конечно, учитель — это же представитель интеллигенции, тут возможны какие-то параллели с «Тремя сёстрами», не знаю, сейчас уже не проанализировать. Когда ты сам пишешь пьесу и сам ставишь её, сложно отвечать на некоторые вопросы. Мне, например, было тяжело перестроиться на то, как репетировать собственную пьесу. Потому что эти процессы отличаются от тех, когда берёшь чужой текст. Оно живёт в тебе в одном смысле, а ты должен взять и начать работать с этим по-другому. Именно поэтому я могу ответить далеко не на все вопросы.

ДГ: — Для меня «День Учителя» — о российской ментальности. Как Вы бы могли описать наш менталитет?

МС: — Я бы не хотела давать какие-то определения или вешать ярлыки. Я патриот, я люблю Россию, русских людей. Патриот в хорошем смысле, в настоящем, в котором сейчас это слово редко используется. Патриот народа, страны, людей…

ЕВ: — А не государства?

МС: — Не государства.

ЕВ: — Какое дальнейшее развитие может получить история с «квестом» в паблике — альтернативной реальностью мира «2048»?

МС: — Я уже говорила, мы дописываем книгу. Это не совсем квест, это такая структура романа. Каждый день мы описываем события этого же дня, но в будущем. Например, сегодня 6 февраля 2019 года, а мы пишем главу, посвящённую 6 февраля 2044 года. Нелинейная структура повествования. Мы думаем о том, какую форму придать книге, чтобы там был как раз элемент квеста. Потому что можно следить за героями, за сменой лет, за событиями. Следующая история, которую мы начали обсуждать: мы хотим снять фильм по пьесе, но не как телеспектакль… Скорее всего, допишем какие-то вещи, это будет отдельное произведение. Не могу пока говорить конкретно, мы находимся пока на этапе обсуждения идеи.

ЕВ: — Это будет в любом случае антиутопия?

МС: — Это будет очень близко к тому, что показано в спектакле.

Е.В.: — А «День Учителя» можно назвать антиутопией?

МС: — Или утопией! (смеётся) Решайте сами, не знаю. Мы пишем, что это антиутопия, но «анти» ли?

ЕВ: — Какие ещё формы может принять мир «2048»? Мне показалось, что это очень глубокая история, которую можно копать и развивать в разные стороны.

МС: — Фома начал разрабатывать игру на основе нашего сюжета с использованием виртуальной или дополненной реальности. Черновое название «Битва за Блевотрон».

Спектакль, роман, аккаунт в Инстаграме «Новые Русские Символисты» о нашем творчестве, VR-игра… Пока это всё. Дел и так много, хватило бы на них сил…

ЕВ: — Робокуры — это случайная находка?

МС: — Все находки случайные. Или специальные. Робокура возникла уже после того, как мы написали пьесу. В одной из частей будущего романа упоминалось появление куриных роботов. Кур обязали ходить на Олимпиады, потому что это поднимает сельское хозяйство и воодушевляет крестьян. Однако куры не явились, Олимпиада была сорвана. Тогда крестьян обязали покупать куриных роботов, чтобы направлять их на Олимпиады.

ЕВ: — В спектакле несколько раз упоминается рейтинг, который повышается или понижается в зависимости от действий персонажа. Как Вы относитесь к идее такого социального рейтинга, показанного, например, в одном из эпизодов «Чёрного зеркала»? Тем более, что в некоторых провинциях Китая он действует, а ещё есть понятие «тайного цифрового суда»: человек, например, не узнает, почему ему не дали кредит…

МС: — Когда я читала статью об этом рейтинге в Китае, о том, как одна девушка писала, что «это здорово, это во благо, это меня защищает», — мне стало страшно. Мне некомфортно в этой реальности.

Хотя, с другой стороны, понятно, что мир развивается и куда-то движется. Это не зло, которое явилось захватить наш мир, — это логичное развитие нашего общества. Я не вижу, как бы мы могли развиваться иначе. Это закономерные процессы. Если бы кто-то мог предложить альтернативу устройству нашего общества — но какую? Не знаю.

ЕВ: — С красным флагом, «Россия зовёт меня»!

МС: — А потом?

ЕВ: — А потом — «Хотелось бы всех поимённо назвать».

МС: — (улыбается) Вот так…

Интервью: Дарья Герцева, Евгений Веснин
Фото: Евгений Веснин