Борис Берлин: «Стараюсь писать не о времени, а о человеке — во все времена»

На вопросы Александры Багречевской отвечает писатель Борис Берлин.

— Что Вы любите на новой Родине больше всего?

— Родина у меня не новая и не старая, а одна-единственная, место, где я появился на свет — Москва. Здесь я рос, учился, работал, совершал ошибки — жил. Главным своим везением того времени я полагаю два момента: удивительную (а по тем временам — уникальную), школу, в которой мне повезло учиться и учителей которой я до сих пор помню по именам и до сих пор им благодарен; Архитектурный институт, давший мне не только профессию, но определённый кругозор и круг общения — то, что определило мою жизнь на много лет вперёд. Там я встретил человека, которого могу назвать настоящим интеллигентом в каком угодно смысле, — профессора Николая Ивановича Брунова, читавшего у нас курс истории искусств. Увы, с тех пор я так и не смог поставить рядом с его именем чьё-нибудь ещё. Впрочем, надежда умирает последней…

Уже более четверти века я израильтянин. Мне трудно представить страну более человечную по отношению к своим гражданам, более тёплую и доброжелательную ко всем остальным. Мне трудно представить себя без крохотного клочка суши, зажатого тремя морями, половину которого занимает пустыня, без друзей, которых я тут обрёл, без того, что эта страна и эта земля позволили мне узнать о себе.

Несколько лет назад появилось ещё одно место на земле, — не страна, но её часть, описанная, кстати, в одном из моих рассказов — остров у восточного побережья Канады, носящий имя… да неважно, какое имя он носит. Но там мне пишется так, как нигде больше.

— Насколько легко проза из жизни попадает в книги? Как Вы начали писать?

— Проза не попадает в книги, она их делает. Я не о жанре, а о прозе жизни, о буднях, то есть о том, из чего она, собственно, состоит. Это — единственная питательная среда, а уж что ты сумеешь в ней разглядеть… Александр Довженко говорил (не дословно, но за смысл ручаюсь), что «и в грязной луже отражается небо». И, разумеется, уровень исполнения — способность это самое небо изобразить так, чтобы увидел не только ты. Приукрасить, наврать невозможно — в каждой фразе, каждой мысли и каждом слове ты останешься таким, какой ты есть — в лучшем случае без кожи, в худшем — голый. Голым быть крайне неприятно, без кожи — больно. Выбирай.

Писать я начал в силу обстоятельств совершенно невероятных и, тем не менее, случившихся. Рассказывать не буду — всё равно не поверите. Скажу лишь, что все мы довольно часто произносим «судьба», особо над этим не задумываясь, а она — представьте себе — существует.

— Вы охарактеризовали направление, в котором работаете: «Несовременная проза». Почему?

Современный — суть принадлежащий определённому времени и только ему, непонятный вчера и ненужный, неинтересный завтра. Я же стараюсь писать не о времени, а о человеке — во все времена, а значит, о том, что было, есть и будет. О чём очень просто забыть и вовсе не хочется вспоминать, зато — если уж вспомнишь… Читайте, может быть, вспомните и вы.

— Ваша новая книга «Цимес» вышла в издательстве «Время». Это переплетение мужской и женской души, связанных одной судьбой, или что-то более философское?

— Философия, это не жизнь, а взгляд на неё, её, если хотите, метод познания. Сама по себе она не несёт художественной функции. А аннотацию я с удовольствием процитирую, вот она: «Лучше всего назвать это антологией обречённых. Обречённых друг на друга. Двоих, у которых иногда получается, а иногда нет, — как у всех, вот только красок в их жизни гораздо больше. А, значит, и счастья, за которое всё равно приходится платить…»

Тут не философия, тут — бог…

— Дайте совет начинающим писателям, как сосредоточиться на литературной работе и написать книгу так, чтобы издатели издавали?

— По поводу советов: я даю их крайне редко и неохотно и только, когда меня об этом просят. Отчасти потому, что не считаю себя вправе поучать, отчасти потому, что от них чаще всего мало толку. Касательно второй половины вопроса: мой гениальный тёзка Борис Леонидович Пастернак писал: «Цель творчества самоотдача, а не шумиха, не успех…», но ведь и сам он не получил нобелевку отнюдь не потому, что не хотел…

Нет писателя, который бы не хотел издаваться, не хотел успеха, признания, чего-то ещё… Но это приходит после, когда вещь уже написана, а пишешь ты её просто потому, что не можешь иначе — и нет тебе дела до тиражей, до славы, до читателя вообще. Ты и бумага, ты и экран компьютера, ты и ты — и ничего больше. Дальше — твой законченный текст и госпожа удача. Поймаешь — твоя.

Тем не менее, многие пишут именно так — чтобы издавали. Может быть, даже большинство. Я не знаю, как это делается и не уверен, что это имеет отношение к литературе — точнее, уверен в обратном.

— Любите ли Вы путешествовать? Что лучше: горы и дикие джунгли или комфортный отдых в хорошем отеле у бассейна?

— Путешествовать люблю, а кто — нет? Горы только как красивый вид, желательно сверху, с высоты. Джунгли — их в жизни и так хватает, зачем? Бассейн — да, особенно ранним утром. А лучше всего глушь, берег, деревья, одиночество вдвоем. И — писать.

— Над чем Вы сейчас работаете?

— Над книгой, которая изменит мир, при условии, что он ещё будет существовать…

Борис Берлин — современный писатель. Автор трёх книг.

Родился в Москве. Живёт в Шарлоттаун, Канада. Шарлоттаун (англ. Charlottetown) — столица и крупнейший город самой маленькой канадской провинции Остров Принца Эдуарда.

Интервью: Александра Багречевская
Фото из личного архива Бориса Берлина