Сергей Носов: «Всё чаще приходится объяснять, что “Незнайку” написал не я»

Прозаик, поэт и драматург Сергей Носов рассказывает о любимых детских книгах, учёбе в Литературном институте и первых литературных опытах и даёт совет начинающим авторам.

— Ваш любимый жанр — трагикомедия. Отчего Вы предпочли его всем остальным?

— У меня нет никаких установок расстраивать или смешить читателя. Это не выбор, а результат по факту. «Читала и плакала» и «Смеялась в голос» — две реакции людей, связанных с литературой и театром, на одну и ту же вещь. Я не виноват — так получается. Наверное, всё дело в мировосприятии автора. Жизнь, вообще говоря, штука во многом трагикомичная. Праздник, чудо, надежды, — но, даже переходя улицу, мы не забываем, что смертны.

— В какой атмосфере Вы росли, на каких книгах воспитаны?

— А можно, я процитирую, что уже писал о себе? Так будет проще, ну вот: «Родители мои были инженерами, по их проекту я и появился на свет в 1957-м. Отец мой имел отношение к подводным лодкам, мама — специалист по гироскопам. Когда рассказываю о родителях, обычно переспрашивают: “По гороскопам?” Да вот нет как раз: по гироскопам! — я из семьи, говорю, инженеров, а не астрологов. И “Незнайку” не я написал (тоже приходится объяснять). Раньше, когда маленький был, спрашивали, не мой ли дедушка написал “Незнайку”, а сейчас всё чаще: так это вы?.. Если говорить о детских книгах, то первая моя любовь — “Винни Пух и все остальные”. Мне было три года, когда отец привёз из Москвы большую такую книжку — соразмерную с моим ростом, так я и ходил с ней по квартире, обхватив обеими руками, как любимую игрушку. Получается, я один из первых в нашей стране читателей “Винни Пуха”, — не сам, конечно, читал — мне читали…»

К этому добавлю, что я действительно верю в значение книг, прочитанных в раннем детстве, и даже книжных иллюстраций. В упомянутом Винни Пухе были картинки Алисы Порет. Вот ещё — «Гаргантюа и Пантагрюэль» в обработке для детей Заболоцкого, большая книга с иллюстрациями Доре, я её прочитал лет в семь и потом использовал для гербария. Лет в семь — «Пятнадцатилетнего капитана», который для меня был даже очень взрослым человеком. Это всё мои личные книги — с моей этажерки. «Страшную месть» Гоголя — рано читал. Много познавательного, чему и названий не помню (о Луне книга была — просто бредил Луной). «Приключения Карика и Вали» Яна Ларри, «Шёл по городу волшебник» Юрия Томина — культовые книги нашего детства.

— Что подскажете читать подрастающему поколению нынешних школьников?

— Подрастающему поколению всегда подсказать хочется то, что сам в детстве читал. Но лучше — пусть читают, к чему сердце лежит. Не по обязанности.

— Расскажите об учёбе в Литературном институте. Кто у Вас преподавал? Чем жили студенты? Была ли конкуренция? Во что верили? На что надеялись? О чём мечтали?

— В Литературный я поступил на заочное, уже имея техническое образование (Ленинградский институт авиационного приборостроения). Поступил на поэзию в семинар Анатолия Жигулина. Из Ленинграда нас было двое — ещё безбашенный романтик Геннадий Григорьев, имени которого сегодня присуждается поэтическая международная премия. Мы с ним и потом дружили, даже сочиняли в соавторстве детские пьесы для «Радио России». Григорьев ушёл со второго курса, а я перевёлся на прозу, так и защитился с пятью рассказами, основой первой книги.

От тогдашних приездов на сессию осталось ощущение лёгкости, свободы и непринуждённости. Чему, наверное, ещё способствовала особая атмосфера общежития на Новослободской — с лёгким таким безумием, сдвигом. Вообще, после технического вуза Литературный мне казался не столько институтом, сколько клубом творческих встреч. С нами на курсе были Николай Коляда, Леонид Костюков, Владимир Берязев… Был совершенно невероятный Евгений Шиховцев из Костромы, о нём в двух словах не расскажешь, одно замечу — только ради знакомства с этим человеком стоило поступить в институт. Это при том, что литературным общением у себя в городе я обделён не был. Мы поступили в «поздний застой», окончили в перестройку. То было время наивысшего авторитета литературы. Вся страна читала запоем. Если у нас и была конкуренция, то с так называемой «возвращённой литературой», которая вдруг навалилась лавиной. Довольно жестокая ситуация. У кого-то могли опуститься руки. Выживал тот, кто находил свой голос, — во всяком случае, у него был шанс.

— Что побудило писать? Каким был первый текст? Если бы Вам показали его сегодня, чтобы сделали: оставили всё как есть, переписали заново, раскритиковали?

— Тяга к сочинительству у меня и в школе была, но это всё так, игры ради. А потом что-то в голове щёлкнуло, и я вдруг почувствовал неодолимую потребность, как бы это сказать… к поэтическому высказыванию — по крупному счёту, как мне казалось. Стал писать стихи. Сам удивлялся: как это у меня получается? Потом сжёг их банально. Первые. Да и хорошо. Не могу сказать, что я завязал со стихами — тут никогда не знаешь, что будет, но книгу так и не издал, да и публикую редко. Если исключить совсем уже ученическую прозу, то первые мои прозаические опыты — рассказ «Архитектурные излишества» и «записки и вариации» (как бы повесть) «Тяжёлые вещи». Их переиздают иногда. Вмешиваться в прежний текст большого желания нет. Кажется, ранняя моя проза (до 1994 года) должна выйти отдельной книгой скоро. Я её, разумеется, перечитывал, — ну что сказать? — не стыдно.

— Ваша книга «Построение квадрата на шестом уроке» вышла в издательстве АСТ Елены Шубиной. Какую аннотацию Вы как автор можете ей дать? Для какой она аудитории?

— Ограничений по возрасту там нет, но это, строго сказать, не детская книга (просто — чтобы название не вводило никого в заблуждение). Книга для тех, кто умеет читать. Под «умением читать» подразумеваю нечто большее, чем способность распознавать буквы. Я до последнего момента думал, ставить ли эпиграф из Бродского — «Сознанье, как шестой урок, выводит из казённых стен…», — вот, вот!.. близко же! — но книга написана вне всякой связи с этими стихами, и я решил тень И.А. не беспокоить. Там у меня в основном рассказы. Новые. Четыре части — потому и квадрат. В четвёртом разделе, кстати, можно найти ответы на некоторые Ваши вопросы. По этому случаю критик Василий Владимирский написал (прошу прощения за нескромность в цитировании): «Вряд ли в ближайшее время нам представится другой такой шанс заглянуть в голову одного из самых ярких петербургских писателей начала XXI века, проследить за ходом его мысли». Золотые слова. А какую Вы ждёте от меня ещё аннотацию? Самому автору эта книга кажется лучшей из им написанных. Но какая разница, что автор думает? Ау! Читатель где?

— Над чем работаете сейчас?

— В работе, как обычно у меня, несколько вещей, я автор неторопливый — речь о романах. Какой из них быстрей развиваться начнёт, зависит больше от них самих, чем от меня. Рассказы в рабочем порядке хочу писать обязательно, — снова вкус к ним вернулся. Но вот что конкретно вчера и позавчера писал и что сегодня планирую — это нон-фикшн, книга, сопряжённая по теме и настроению с «Тайной жизнью петербургских памятников», но только уже касательно всего города.

— Какой ценный совет Вы можете дать начинающим писателям и поэтам, которые хорошо пишут, но не могут найти издателя?

— Мою стратегию — не навязываться, не предлагать, пока сами не попросят — никому рекомендовать не буду. Но вообще вопрос не ко мне. Ну, вот у меня собрана книга стихов, может быть, не одна — и что с этим делать? Сам не знаю. Даже не знаю, надо ли делать что-нибудь. С другой стороны, если действительно «хорошо пишут» и если нет желания это скрывать от человечества, то в чём дело? — предъявляйтесь, но не вслепую. Я сейчас говорю о прозе. То, что не надо в одном издательстве, возможно, ждут в другом. Нужно просто понимать, с кем собираетесь иметь дело. На самом деле, издателям хочется чего-нибудь яркого, хочется совершить открытие. Тут у молодых как раз больше шансов. Плюс в помощь социальные сети. Издаться сейчас проще, чем в былые времена. Другое дело, надо ли это кому-нибудь. Читатель уходит. Нам, сочинителям, кажется, что нас должны читать уже потому, что мы сочиняем. Увы, никто ничего нам не должен. Читатель устал. Ищите читателя — своего. Это труднее, чем своего издателя.

— Если бы Вы могли изменить в творческой жизни что-то в прошлом, чтобы это было?

— В творческой жизни я бы ничего не менял, а просто в жизни — отдал бы творчеству время, которое убивал просто так.

Сергей Анатольевич Носов — российский прозаик, поэт, драматург.

Родился 19 февраля 1957 г. в Ленинграде.

Лауреат премии «Национальный бестселлер» за роман «Фигурные скобки». Окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения и Литературный институт им. А.М. Горького. Работал инженером, редактором в журнале «Костёр», на «Радио России».

В 1979–1980 годах — член ЛИТО Глеба Семёнова. Именно как «проза поэта» была воспринята его первая книга «Внизу, под звездами».

Литературную известность принёс роман «Хозяйка истории», ставший финалистом российского Букера в 2001 году. Наибольший успех на сцене сопутствовал трагикомедиям «Дон Педро» и «Берендей». Пьеса «Берендей», в частности, была поставлена в БДТ имени Г.А. Товстоногова в 2007 году.

Интервью: Александра Багречевская
Фото из личного архива Сергея Носова