Арслан Хасавов: «Мир детства — это запечатанная шкатулка»

Хасавов

Журналист и писатель Арслан Хасавов рассказывает о своём детстве, о семье и родном городе, почти не говорит о собственных книгах и отказывается назвать любимого писателя.

— Расскажите о родном крае. Вы живёте в Москве, но родом из Ашхабада. Часто бываете там? Что помните из детства?

— Я родился в Ашхабаде (в переводе, мне нравится об этом говорить, «городе любви»), в столице Туркменистана — достаточно закрытого государства, где президенты правят пожизненно, а туристов из-за многочисленных сложностей с документами практически не бывает. Ашхабад, кроме всего прочего, — это город белого мрамора. Им отделаны практически все здания не только в центре столицы, но и на её окраинах. Также это город огромных фонтанов, грандиозных проектов вроде «тропы здоровья» — кажущейся бесконечной лестницы, построенной в горах Копетдаг, лестницы, уходящей в небо.

Ашхабад — это город, где я провёл, пожалуй, самые счастливые годы своего детства, своего взросления. Это город, где я осознал себя мужчиной. Это город, где я впервые по-детски влюбился и вообще много чего сделал впервые. Он очень много значит для меня, но, к сожалению, после того, как наша семья переехала в Россию, мне ни разу не довелось там побывать.

Своё детство я помню достаточно отчётливо, причём, отпечатались в моей памяти и многочисленные эпизоды из совсем раннего возраста. Помню, к примеру, парад, в котором участвовал вместе со своей группой детского сада. Вообще прекрасно помню многое из того удивительного времени первого по сути соприкосновения с миром. Я уже не говорю о периоде обучения в школе — младшей, средней. Я всегда ношу с собой котомку воспоминаний, и когда становится грустно или одиноко, присаживаюсь в тени какого-нибудь дерева, чтобы развернуть её и вновь вернуться к впечатлениям тех лет.

Признаюсь, одно время я рвался вновь побывать в Ашхабаде. Очень хотелось увидеть тех людей, с которыми я рос, те ландшафты и пейзажи, те строения, среди которых я бродил и как-то становился крепче. Но постепенно я стал остывать к этой идее, потому что мир детства для меня сейчас — это такая запечатанная шкатулка, сундук, порядком запылившийся, и в этом сундуке, в этой шкатулке лежит много сокровенного и по-настоящему священного для моего сердца. И сегодня я бы уже не хотел вглядываться в потускневшие, уменьшившиеся, может быть, не столь грандиозные, как мне казалось и запомнилось, события, явления, места новым зрелым взглядом. Я хочу, чтобы тот четырёхэтажный дом на улице Шевченко, где была наша квартира, так и оставался для меня неким великим строением, чтобы то дерево, которое росло у ворот нашего дома, также казалось мне уходящим в небо. Я понимаю, что, если я приеду в Ашхабад сегодня, всё это безнадёжно съёжится и станет каким-то мелким и обыденным, а я хочу, чтобы моё детство оставалось заповедником некоего грандиозного волшебства.

— Что повлияло на Вас как на писателя? Вы много читали? Кто ваш любимый автор?

— Я читал достаточно много начиная с подросткового возраста, да и писать начал тоже сравнительно рано, ещё в школе. Как и у многих моих коллег, всё началось со стихотворений или с того, что можно назвать рифмованными строчками. У меня дома даже хранится диплом, полученный мной в знаменитой гимназии № 1520 им. Капцовых, первый артефакт — материальное подтверждение тому, что я увлекался литературой. Так вот, этот диплом свидетельствует о победе в творческом, как раз стихотворном конкурсе.

Что касается листа моего чтения, то я написал об этом несколько эссе для так называемых «толстых» литературных журналов. Одно из них так и называется — «Мама, я читаю…» — оно полностью посвящено моим читательским привычкам — преимущественно детским и подростковым.

Я быстро понял, что мне это интересно и стал записываться в районные детские библиотеки, потом перебрался в Российскую государственную детскую библиотеку прямо у выхода из станции метро «Октябрьская». Отчасти удивительно, но не ленился регулярно в одиночестве ездить туда в свободное время, которого в таком возрасте бывает немало. Качество моего чтения в тот период, конечно, скакало — так же, как и сфера интересов. В один месяц я мог, к примеру, прочесть «Героя нашего времени» или «Капитанскую дочку», ещё до того, как пройти их в школе, а потом неделю или две кряду изучать красочные увесистые тома книги рекордов Гиннесса разных лет.

Кто мой любимый писатель? Вы знаете, я, наверное, не могу выделить одного единственного литератора, оказавшего наибольшее влияние. Хотя, если бы вдруг я и решил ответить на этот вопрос с предельной откровенностью, Вы бы наверняка перестали читать это интервью.

— По национальности Вы кумык. Расскажите о своём народе, о традициях, о том, как проходят важные события в жизни человека: рождение, свадьба, проводы умершего соседа?

— Да, действительно, я кумык. Это малая тюркская народность. У кумыков есть свой язык, который очень похож на турецкий, и, кстати, туркменский, то есть на все языки тюркской группы. Кумыки преимущественно проживают в Дагестане, но наше родовое село Брагуны находится в Гудермесском районе Чеченской республики. Наиболее поэтично о нашем народе, пожалуй, написал недавно ушедший в иной мир литератор и историк Мурад Аджи — например, в книге «Полынь Половецкого поля», которую при желании можно легко найти. Что касается традиций и важных событий в жизни, то здесь присутствует сплетение религиозных исламских аспектов и национальной, региональной специфики.

Свадьбы, если вас это интересует, проходят при большом стечении народа. Открываются ворота дома жениха, в них входит караван гостей. Гости, кстати говоря, могут быть даже абсолютно незнакомыми хозяевам праздника людьми, специально приехавшими даже из отдалённых населённых пунктов. Ну и когда сидишь за столом, ты должен понимать, что если встанешь, чтобы, к примеру, потанцевать, то с большой долей вероятности, когда вернёшься — на твоём месте будет сидеть другой гость. В общем, всё вокруг заставляет держать ухо востро, постоянно бороться. Я сейчас подумал, что возможно именно в этом и кроется секрет твёрдости характера кавказских мужчин.

Рождение тоже проходит, как у всех, да и вся жизнь в целом, мне кажется, если не углубляться в какие-то аспекты и привычки, традиции, которые к тому же не всегда свято соблюдаются, проходит примерно одинаково. Во всяком случае, Первый канал телевидения мои земляки смотрят ровно с таким же интересом, как и россияне в других регионах страны.

— Ваша семья была строгой или наоборот баловали? Что можете рассказать читателям о родителях?

— Я не могу назвать мою семью строгой. Мои родители, старшая сестра Заира и я всегда были дружными и внимательными друг к другу, особенно во время нашей жизни в Туркмении и в первые годы в Москве.

Мы очень много времени проводили вместе. То есть, будь то воскресный день, когда мы катались на машине, ходили в какие-то интересные места или проводили весь день дома, семейные праздники, дни рождения, Новый год — всё это было сопряжено с атмосферой любви, понимания, заботы, внимания.

Что касается меня как ребёнка своих родителей, то да, пожалуй, родители меня в какой-то мере баловали. При этом они давали мне очень правильные, как мне кажется, жизненные установки, прежде всего, собственным примером, учили уважать других, внимательно к ним относиться, учили быть честным, порядочным, учили отстаивать свою честь, достоинство, всегда становиться на сторону слабого.

Безусловно, они старались дать нам с сестрой всё то, в чём мы нуждались или думали, что нуждались.

Теперь я могу отчасти отстранённо оценить те усилия, которые они прикладывали, чтобы наше детство прошло безоблачно и счастливо. И эта атмосфера в нашем доме остаётся главным элементом той шкатулки или сундука, о котором я говорил выше.

Если подробнее рассказывать о своих родителях, то мой отец Дагир — сравнительно известный адвокат. Он самоотверженно и профессионально помогает людям, попавшим в беду. И сегодня, когда ему уже немало лет, он как какой-нибудь вчерашний выпускник юридического вуза мотается по всей стране, ближнему и дальнему зарубежью, где посещает следственные изоляторы, тюрьмы и лагеря, выступает на судебных заседаниях, самозабвенно пишет огромные жалобы и другие документы, которые могут помочь облегчить судьбу его клиентов — тех людей, которые к нему обратились. Делает он это, кстати говоря, нередко вообще безвозмездно, бывает, что даже тратит собственные средства на дорогу, проживание и так далее. Вообще адвокатура и шире юриспруденция — это его жизнь и его выбор, в котором он очень гармонично, как мне кажется, существует. Когда говорят о том, что нужно выбрать дело, которое тебе нравится, чтобы никогда по-настоящему работать, я вспоминаю его. Он настолько слился со своей профессией, что представить его кем-то другим просто невозможно. Хотя в бытовой жизни — он мастер на все руки, который, если нужно, и гвоздь прибьет, и табуретку смастерит.

Что касается моей мамы Марьян, то она домохозяйка. Они с моим отцом изначально так и договорились, что она будет заниматься детьми, а он же обеспечивать, как это нередко бывает в кавказских семьях, всем необходимым. Но в наши детские годы эта система давала сбои. Мама не сказать, что преследовала, но всегда старалась быть рядом с нами и устраивалась хоть на полставки на работу в те детские сады, где мы находились, в те школы, где мы учились и так далее. То есть, она всегда стремилась быть рядом с нами — со мной и моей сестрой. И по сути всю свою жизнь она посвятила именно нам. А теперь, когда мы выросли, у моей сестры уже есть свои дети, она посвящает значительную часть своей жизни своим внукам. Ну и о нас, само собой, не забывает.

— Вы берёте сюжеты для своих произведений из реальной жизни?

— Да, нередко отправной точкой того или иного произведения становятся мои личные переживания, связанные с теми или иными жизненными обстоятельствами. Это не означает, что все мои произведения автобиографичны. Также не означает, что все мои слова или идеи, которые высказываются в этих текстах, принадлежат мне или кому-то из моих близких. Просто моя собственная жизнь, жизнь вокруг меня, те события, которые происходят вокруг, — то, с чего я начинаю, когда что-то пишу. Не больше, но и не меньше.

— Ваша книга «Смысл» была переведена на английский, в России получила много хороших отзывов. Потом Вы выпустили сборник эссе «Отвоёвывать пространство». В 2017 году в толстом журнале «Нева» вышел Ваш роман «Лучшая половина». Как Вы обозначаете жанр, в котором работаете? Для какой аудитории эти произведения?

Хасавов— С вашего позволенья, отмечу на полях, что «Смысл» был также переведен, об этом мало кто знает, на арабский и даже издан в Египте.

Все мои тексты для широкой аудитории. Сам эту аудиторию я никак не сегментирую, не выделяю для себя ни возрастные группы, ни половые признаки, ни уровень достатка, образования и т.д. У меня нет и медиа-кита — некого описания своей деятельности рекламного характера. Но я могу ответить, кто меня читает. Вот совсем недавно, неделю назад, я получил письмо от читателя из Великобритании, который по итогам прочтения одного из моих произведений написал политический манифест и предлагает мне помочь ему с его редактурой. Или же, допустим, совсем недавно я узнал, что некоторые мои произведения изучаются в рамках профильного курса в одном из заметных вузов Ставропольского края. Я знаю, что по моим произведениям делалось много докладов, защищались курсовые работы и так далее, даже была большая научная работа в Оксфордском университете.

Мою читательскую аудиторию сложно измерить каким-то конкретным мерилом, кроме, разве что, количества френдов или подписчиков в социальных сетях. При этом нужно понимать, что не всегда это самая активная часть реальных или потенциальных читателей.

Тем не менее, я думаю, что для тех реалий, в которых мы существуем — литературных, информационных, — эта аудитория достаточная и как минимум она адекватна той точке, в которой я нахожусь в настоящий момент на литературной карте.

— Вы часто получаете отзывы от читателей? Насколько это важно для Вас?

— Вы знаете, раньше я очень зависел от отзывов читателей и даже стремился как можно скорее увидеть свои тексты опубликованными. Нетерпение настолько меня разъедало, что порой я даже терял возможность делать хоть что-нибудь ещё, кроме как сидеть и ждать этих отзывов и реакции. У меня буквально тряслись руки и ноги, да и душа, вероятно, тряслась от этого нетерпения. Я хотел скорее выйти к читателю. Сегодня в этом отношении я стал, как мне кажется, более независимым, хотя и публикуюсь более системно и гораздо чаще, чем прежде. Вместе с этим я перестал ожидать сиюминутной реакции. Но какие-то письма, сообщения в мессенджерах, может быть, ещё какие-то признаки того, что то, что я делаю — интересно, я регулярно получаю, и это меня по-своему подпитывает.

С другой стороны, мне очень симпатична позиция абсолютной независимости от мнения читателя, да и вообще чьего бы то ни было мнения. Безусловно, это с одной стороны, поза, с другой — признак абсолютной свободы художника, к которой я, наверное, в конечном итоге стремлюсь.

— Вы любите путешествовать? Пишете в поездках или любите работать в привычной обстановке?

— Я очень люблю путешествовать. Я бы даже мечтал когда-нибудь уехать из точки А вместе со своей супругой и перемещаться в абсолютно хаотичном порядке. Может быть, даже каждый день меняя город, каждый день меняя место своей дислокации. Когда я устаю от обыденности, от вещей, связанных с какими-то бытовыми вопросами, с работой, с окружающими людьми, с погодой, да с чем угодно ещё, я понимаю, что пришла пора, пришло время садиться в поезд, садиться в самолет, садиться в автомобиль и менять пейзажи за окном, менять своё настроение, менять оптику, с помощью которой я вижу мир, пора встряхнуться и как-то придать своей жизни новый импульс. Особую роль в этом играют поездки в горячие точки, в частности, в Сирию. Это заряжает меня и творчески, и по-человечески, и даёт возможность двигаться вперёд, по-новому оценивая то, чем я занимаюсь, по-новому оценивая тот мир, в котором мы все живём, и расширяя, раздвигая существующие на самом деле только в наших головах границы.

— Над чем сейчас работаете?

— Сейчас я стал активнее работать в различных журналистских жанрах: беру интервью, в том числе у писателей старшего поколения, пишу рецензии, эссе и так далее. Если говорить о литературных произведениях, то сейчас на рабочем столе моего ноутбука маячит начатая в конце прошлого года повесть, посвящённая как раз одному из моих недавних путешествий. Надеюсь, что уже в текущем году выпущу её в одном из литературных журналов.

ХасавовАрслан Дагирович Хасавов (род. 21 августа 1988 года, Ашхабад, Туркмения) — российский прозаик, журналист. Автор книг «Смысл», «Отвоёвывать пространство», «Лучшая половина».

Публикуется в журналах «Дружба народов», «Нева», «Вайнах», «Новая Юность» и других.

Проживает в Москве.

Интервью: Александра Багречевская
Фото из личного архива Арслана Хасавова

ПОДЕЛИТЕСЬ ЭТОЙ НОВОСТЬЮ С ДРУЗЬЯМИ

Прокомментируйте первым "Арслан Хасавов: «Мир детства — это запечатанная шкатулка»"

Оставьте комментарий

Ваш адрес не будет опубликован


*


Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.