«Жуткое и возвышенное в современном искусстве» — так называется цикл из трёх лекций Виктора Мазина, организованных фондом Pro arte. Первая из них — «Психоанализ и эстетика жуткого/возвышенного» — прошла в воскресенье, 23 апреля, при переаншлаге.
Доцент СПбГУ, заведующий кафедрой Восточно-Европейского института психоанализа, основатель Музея сновидений Фрейда, психоаналитик Виктор Аронович Мазин говорил столь же собранно, сколь и спонтанно. Поразив аудиторию набором имён великих мыслителей, лектор перешёл к их систематизации. Если за эстетику возвышенного безусловно «отвечает» Иммануил Кант, то за эстетику жуткого — Зигмунд Фрейд. А до рождения основателя психоанализа эстетику жуткого развивал в своём творчестве Эрнст Теодор Амадей Гофман, «Фрейд до Фрейда», как назвал его Виктор Мазин.
«Достаточно просто почитать сказки Гофмана — это будет и жутко, и возвышенно», — посоветовал Виктор Аронович и высказал надежду на то, что одну из своих лекций в отдалённом будущем сможет построить на чтении этих сказок.
И Гофман, и многие другие упоминавшиеся в Невской куртине авторы, диалектичны и парадоксальны. Ведь именно немецкому сказочнику принадлежит фраза: «С каждым порывом наших духовных сил ввысь перед нами разверзается пропасть».
Виктор Мазин призвал не путать понятия «возвышенное» и «прекрасное» и призвал на помощь ирландского мыслителя XVIII века Эдмунда Бёрка: «Эстетика прекрасного и возвышенного — разные вещи». Не был забыт и Кант, сказавший в своём труде 1790 года «Критика способности суждения»: «Возвышенное движет, прекрасное пленит».
Но чаще всего в ходе полуторачасовой лекции Виктор Аронович упоминал французского философа-фрейдиста и психиатра Жака Лакана. «Возвышенное приносит соединение боли и удовольствия. Боль + удовольствие = наслаждение».
Во второй части лекции Виктор Мазин затронул статью Зигмунда Фрейда «Жуткое», написанную в 1919 году. Лектор отметил, что немецкое понятие «жуткое» — Unheimlichkeit — не переводится ни на какой другой язык. На французский немецкое слово das Unheimliche переводится как l’inquiétante étrangeté. L’inquiétante — это «то, что нас беспокоит», и там есть отрицание inquiétante (étrangeté — это чуждое). По-французски «жуткое» — это беспокояще-чуждое, отчужденное. Вместе со слушателями Виктор Аронович постарался вывести русское существительное: «непосебемость», «невообразимость».
«Где хранилась интимность Кащея Бессмертного?» — спросил лектор в развитие темы «тревожащей чуждости» и сам же ответил: «Не в себе!»
В тексте Фрейда есть повторы и удвоения. Фрейд дважды упоминает одну и ту же мысль немецкого философа Фридриха Шеллинга: «Жуткое — это то, что должно было бы быть скрытым, но обнаружило себя». Самым чудовищным, самым жутким, самым страшным для нас оказывается не то, с чем мы никогда не сталкивались, а то, что нам хорошо знакомо, нами хорошо забыто и вдруг начинает к нам возвращаться. Нет ничего более жуткого, чем встреча с самим собой, со своим двойником. Уместно вспомнить мистические истории про доппельгангера, посещающего человека накануне его смерти. Эта тема раскрыта в романе Гофмана «Эликсиры сатаны».
От двойника — к навязчивому повторению. Виктор Аронович трижды привёл оригинальное определение современного искусства и всякий раз детально повторял свою мысль: «Современное искусство возникло после Освенцима — после разрыва, который невозможно представить».
По окончании лекции Виктор Мазин любезно согласился ответить на вопросы Охтинского пресс-центра.
— Виктор Аронович, довольны ли Вы прошедшей лекцией? Всё ли задуманное получилось? Всё ли важное удалось сказать?
— Очень хорошая атмосфера, очень хорошая публика. Многих я знаю. Мне всегда приятно, когда половину аудитории составляют мои знакомые, а вторую половину — незнакомые люди. Несмотря на то, что постепенно здесь становилось душно, слушатели оставались очень внимательными. Никто не ушёл, это радует.
У меня нет замысла сказать абсолютно всё — это просто невозможно. Если честно, для сегодняшней лекции я распечатал тридцать страниц текста, этого бы хватило часов на восемь. Разговор мог бы быть бесконечным, но в данном отношении я спонтанный человек: как получилось, так и получилось.
Ваш вопрос абсолютно правильный. Прямо сейчас я не могу ответить, забыл ли что-то такое, что надо было сказать обязательно. Но поскольку мы встречаемся завтра и послезавтра, я вспомню что-нибудь из того, о чём не сказал сегодня.
— А если случится так, что какие-то важные вещи Вы не сумеете сказать за все три вечера, Вы будете сильно огорчаться?
— Это очень классный вопрос! Лет двадцать назад я бы очень волновался на эту тему, а сейчас не волнуюсь вообще, потому что психоаналитическая логика называется «не всё». Изначально понятно, что я обо многих вещах не скажу. Логика выстраивается спонтанно: кто-то что-то сказал, я кого-то увидел. Возможно, не очень заметно, что я работаю с аудиторией. Но когда я говорил про Альпы, то смотрел на прекрасную художницу Таню Ахмедгалиеву, вместе с которой мы делаем проект на тему Альп.
— Было интересно наблюдать за тем, какие имена Вы упомянете, на кого сошлётесь. В разрезе психоанализа — сколько раз и под каким углом. Любопытно, что Ролана Барта Вы упомянули только раз, хотя можно было многократно ссылаться в контексте сегодняшней лекции…
— Да, можно было и на Барта, и на Фуко ссылаться. Барта я с большим уважением читал, но это не моего поля ягода.
— В каком смысле?
— У каждого читателя в жизни формируется круг любимых авторов. Барт — потрясающий автор, но он не относится к числу моих самых любимых. Самое главное: нет возможности читать всё, поэтому всегда выбираю. Вот Фуко — да, Барт — нет. Лакан, Фрейд, Кант — мои авторы. Я старался оперировать теми именами, которые для меня принципиально важны.
Могло бы быть в сто раз больше Адорно, например. Это зависело бы от аудитории. Я видел несколько человек из числа студентов СПбГУ, где я преподаю в магистратуре критическую теорию. Если бы этих ребят было больше, я бы больше шёл в их сторону.
Когда я многих людей не знаю, грузить их Лаканом тоже особо не хочу.
— В начале лекции Вы несколько раз упоминали капитализм. Это слово имеет для Вас негативную коннотацию?
— Одну коннотацию я пытаюсь соблюдать психоаналитически. С точки зрения психоанализа я не стал бы ставить ни знак «плюс», ни знак «минус». Но с точки зрения критической теории, которой я занимаюсь, совершенно определённо коннотация негативная. В этом нет сомнений.
То есть, два посыла: один нейтральный, второй негативный. Позитивного точно нет. Но! Если бы мы говорили о каких-то утопиях, то возник бы вопрос, какую альтернативу я мыслю. Социализм как идея мне нравится куда больше. При этом мне одинаково отвратительна как первая половина моей жизни, прошедшая при Брежневе, так и вторая, сегодняшняя, но по другим причинам.
Текст и фото: Евгений Веснин
Прокомментируйте первым "В Невской куртине Петропавловки говорят о жутком и возвышенном"