Дмитрий Соколов: «Круто, что моё творчество объединяет людей из разных городов и поколений»

После концерта в Петербурге 24 октября солист группы «Йорш» Дмитрий Соколов дал большое интервью Охтинскому пресс-центру.

— Дмитрий, как оценишь прошедший концерт?

— Мне он очень понравился. Мы раньше уже играли в этом клубе, но звук и атмосфера тут изменились в лучшую сторону. Питер встречает нас всё лучше и лучше с каждым разом. Сейчас, в связи с этими пандемическими вещами, народу поменьше на концерт ходит, но, несмотря на это, Питер не опустил планку, — может, даже немного приподнял. Так что, надеемся, когда пандемия закончится, “Opera” будет нам мала.

— Сильно ли отличаются концерты в Москве и Петербурге от концертов в отдалённых и небольших городах?

— Если честно, все концерты отличаются друг от друга — это прикольно. Но нужно понимать, что в Москве это обычно большие площадки — фотопиты и прочее, а в регионах — относительно небольшие клубы на 200–300 человек, часто сцены 2–3 ступени, ну и энергетика совершенно другая. То есть Москва больше концертная, а в регионах больше чувствуется андеграунд. Хотя бывает, что мы и в регионах выступаем в больших клубах. Ещё публика в регионах не такая избалованная, и бывает, особенно когда куда-то приезжаешь впервые, тебя очень горячо встречают — плачут, бегут за поездом, кричат: «Приезжайте ещё».

— Во время автограф-сессии после концерта, при общении с фанатами, зашла речь о том, что есть ряд песен «Йорша», которые вы не можете исполнять на концертах. Скажи, как исполнитель, тяжело ли, когда ты не можешь исполнять определённые песни твоей же группы?

— У нас такие песни делятся на две категории. Это запрещённые песни: в частности, две сейчас запретили в Белоруссии, одна под запретом в России, но мы её уже миллиард лет не играем… «Чёрный флаг» в Белоруссии — это конечно огромная потеря, песня то крутая.

И песни, которые писал не я: «Вряд ли», «Нет богов» и «Мёртвая шлюха». У нас давным-давно непродолжительное время играл один человек, записавший эти песни. Когда мы официально переиздавались и оформляли своё творчество, он не дал разрешение на их использование. Я не сильно переживаю на этот счёт — у меня и своих песен полно.

— Две песни «Йорша» признаны экстремистскими и запрещены для исполнения и воспроизведения на территории Республики Беларусь. В России пока всего одна такая песня. Что ощущает музыкант, когда пусть и небольшая, но часть его творчества запрещается к прослушиванию и воспроизведению в целой стране?

— Я считаю, если запрещают какую-то песню, для панк-коллектива это самая высокая награда.

— На концерте в Петербурге ты также исполнил песню в формате квартирника. Это первый перфоманс в туре или ты так часто делаешь?

— Мы так делали на четырёх концертах. Причём, в первый раз это случайно вышло в Рязани — просто в гримёрке лежала акустическая гитара, люди кричали: «Ещё, ещё!». А у нас новый гитарист и он не знал, что ещё играть. Я решил выйти и спеть с акустической гитарой, и людям так зашло… Попробовали сыграть в Москве, но там большая площадка, и атмосфера немного теряется. Здесь я тоже просто вышел в зал и, по-моему, прекрасно получилось.

— В ноябре ты впервые посетишь Дальний Восток с акустическим туром (3 ноября — Владивосток, 4 ноября — Хабаровск, 5 ноября — Комсомольск-на-Амуре). С чем связано такое решение?

— Просто приглашают. Во время пандемии я удачно начал играть квартирники. В Питере, кстати, был первый квартирник, и столько народа начало приходить… Когда я вешал у себя на стене анонс, все билеты буквально в этот же день расходились. Но с Дальним Востоком может получиться отмена, потому что там сейчас тоже вводят ограничения, закрывают города. Комсомольск-на-Амуре вообще уже закрыли, по-моему, в Хабаровске тоже всё сложно, во Владивостоке ещё более-менее. Надо понимать, что ты не полетишь так далеко на один концерт. Я надеюсь, что всё срастётся, и встречать будут хорошо. Вообще на квартирниках отдельная атмосфера, сильно отличающаяся от концертной, — ты реально по-домашнему сидишь там в тапочках, чай пьёшь.

— «Йорш» — одна из самых активных и тёплых групп в плане общения с поклонниками: вы никогда не отказываете на просьбу сфоткаться или дать автограф, спокойно общаетесь с поклонниками, позволяете залезать на сцену во время концерта и прыгать с неё. Итоги такого общения с фанатами не заставили себя долго ждать — совсем недавно альбом «#НЕТПУТИНАЗАД» достиг золотого статуса. Самыми популярными треками с этой пластинки стали «Андеграунд» и «Боже, Царя хорони». В общей сложности на всех площадках лонгплей был прослушан более 30 миллионов раз. Что ты почувствовал, когда увидел и осознал, что твои песни прослушиваются десятки миллионов раз?

— Чувствовал гордость за своих слушателей, за то, что получается писать песни, которые говорят на одном языке с поколением. Я считаю, что нас поддерживают самые крутые и преданные фанаты. Был случай, когда человек приезжал на концерт в Нижний Новгород, не попадал на концерт, покупал билет и уезжал обратно — приезжал просто поддержать группу.

Многие наши фанаты росли вместе с нами: тогда им было по 15–16 лет, и вот уже их детям по 15–16 лет, они вместе с ними приходят на концерты. В этом плане у нас семейная группа, то есть, мы сами рубимся со школьной парты и, думаю, будем рубиться до старости, ещё через 10–20 лет, когда будем уже пенсионерами.

Я уже отношусь к группе не как к рок-коллективу, а как к части жизни моей и многих других людей. Я просто не могу их подводить, не могу остановиться. Понимаю, что на мои концерты иногда люди ходят просто с друзьями встретиться — они уже были там 20 раз, всё уже слышали, но для них это определённый ритуал — прийти, чтобы вместе поорать песни. Круто, что моё творчество объединяет людей из разных городов и поколений. Спасибо им за то, что они нас поддерживают, тем более, мы оппозиционная панк-рок группа. В стране, в которой семьдесят с лишним процентов поддерживают Путина (судя по тому, что говорят по телевизору), наш альбом получает высокую музыкальную награду — это нонсенс, и за это мы обязаны слушателям.

— Вокруг нас происходит масса как экологических, так и политических скандалов. У тебя нет желания посвятить этому песню?

— Недавно у меня на альбоме «Счастье» как раз вышла песня «Ждём, когда выпадет снег», и там крупные фрагменты текста посвящены последним событиям, например:

«Дайте Оскар актёру — какой демарш
И распятая конституция…»

Это конкретная метафора про отставку Дмитрия Медведева: якобы он такой молодец. Хотя всем и так было понятно, что это сделано для того, чтобы снять с себя ответственность и развязать руки действующему режиму. По крайней мере, я это так вижу. У нас и так очень много песен с описанием конкретных событий, то же самое «Боже, царя хорони».

Что касается насущных проблем — скоро выйдет песня, посвящённая не какой-то хайповой теме, о которой сейчас говорят в новостях, а одной из вещей, которые я считаю нормой жизни, — заботе о домашних животных. Песня будет называться «В сердце игрушки», я её сейчас играю на акустических концертах, и люди очень хорошо её воспринимают, часто просят сыграть, бывает, даже плачут. Там поётся о чувствах брошенного хозяевами пса, который остался на улице и всё ещё ждёт, когда за ним придёт хозяин и не верит, что его бросили.

Необязательно петь какие-то хайповые вещи — понятно, что в моменте можно что-то выдать и обратить на это внимание. А есть темы, которые со временем и с годами не меняются, и я предпочитаю в данный конкретный период моего творчества петь о вечном, чем о минутном.

— В одном из интервью ты говорил: «мы живём без конкретной цели, может, идеи национальной». В чём ты видишь национальную идею в нашей стране?

— Если честно, я её не особо-то вижу. Я не политик, не пропагандист, в президенты не мечу, и мне сложно сформулировать, куда мы движемся. Собственно, модель моего творчества заключается не в том, что «давайте все станем либералами, коммунистами или демократами». Всё моё творчество основано на том, что есть такие фундаментальные вещи как гуманизм, хорошее отношение к близким. Как я говорил в недавнем интервью, хороший человек — это не кто-то с суффиксом «–ист»: коммунист, буддист и так далее. Если ты на себя повесил какой-то ярлык, это не значит, что ты хороший человек. Может, даже наоборот — всё это просто модель сформированных ценностей.

Фундаментальные вещи остаются в разных культурах и религиях: забота о близких, любовь ребёнка к матери, любовь матери к своему ребёнку, уважительное отношение к чужому мнению, уважительное отношение к себе. По большей части такие вещи освещая, мы при любом строе, при любой национальной идее можем себя прекрасно чувствовать, если научимся сами себя уважать, если у людей в голове будет понимание, как действовать по совести в той или иной ситуации. Может, наша национальная идея — вспомнить о том, что есть такие понятия, как совесть и гуманизм и в первую очередь жить согласно этим критериям?

— Ты говорил, что «песни непосредственно про пенсионную реформу у нет», однако песня «Обнуляй» посвящена конкретному событию. Как определяются события, которым вы решаете посвятить целую песню, а какие —просто упомянуть в куплетах?

— Да никак не решаем. Я просто пишу песни, показываю ребятам, и они говорят: подходит она им или нет. Иногда говорят, что не заходит, а я всё равно её проталкиваю в творчество, потому что я так вижу, но это редко. Оставляю себе определённый карт-бланш на несколько песен: с «Андеграундом» так было в своё время, со «Шрамами».

Не знаю, как именно выбираю темы. Возможно, было бы слишком топорно посвятить песню только пенсионной реформе или коронавирусу — вообще не хочу трогать эту тему, по крайней мере, так прямолинейно. Если чувствую, что про какую-то тему можно прикольно спеть — я пою; если чувствую, что нельзя прикольно спеть, но хочется высказаться — вставляю её в отдельные песни.

— Весной запретили концерты при гораздо меньшем ежедневном показателе заражённых, сейчас каждый день новые антирекорды по количеству смертей и заражённых. Однако никаких мер нет, и массовые мероприятия спокойно проводятся. Правильно ли это?

— Если честно, я вообще считаю очень мутной всю историю с коронавирусом. Отрицать, что он есть, неправильно, ведь люди действительно болеют и умирают. Но, возможно, масштабы несколько преувеличены, потому что на самом-то деле он довольно выгоден определённым людям, которые занимаются продажей масок, перчаток, антисептиков. Это же нужно через тендеры всё проталкивать, через законы, что обязательно нужно носить маски и перчатки. А представляешь, какими тоннами продают этот антисептик?

Вводятся штрафы, у нас Роспотребнадзор штрафует клубы. То есть, государственная кормушка работает на полную катушку. Плюс ко всему: есть такая мысль, что медицинские учреждения тоже заинтересованы в том, чтобы эта история продолжалась, потому что за это есть какие-то доплаты, надбавки, пособия и прочее. У меня был реальный случай: у моей девушки Юли с утра поднялась температура, мы вызвали скорую — нам дают постановление на карантин. Мы не поняли, почему сразу карантин, предложили взять анализы, они сказали: сначала карантин, потом будем лечить. В итоге мы их отправили туда, откуда они приехали, сами пошли в платную клинику и оказалось, что у неё была инфекция в почках. То есть, если бы она лежала на карантине, скорее всего, у неё просто бы отвалились почки. У меня есть знакомые врачи: всех, у кого хоть на сколько-нибудь поднялась температура, подписывали под коронавирус, и это крайне хреново. У меня, например, маме нужно сходить к врачу, у неё не коронавирус, другая тема, а больницы не принимают. В маленьком городе она не может прийти к врачу, потому что все заняты лечением и выявлением коронавируса.

Думаю, что для конкретных людей, имеющих в своих руках определённые ресурсы, это очень выгодная кормушка. У меня бывшая жена переболела коронавирусом. Она бы об этом и не узнала бы, если бы у неё на работе не делали тест. У неё просто в течение одного дня была температура 37, она выпила одну таблетку и две недели посидела дома. Может, я тоже уже переболел — мы вон сколько со всеми фотографировались.

У этого вируса миллиард разновидностей, и одна из них не очень хорошая. Думаю, у нас от алкоголизма на дорогах 9 Мая или на Новый год гораздо больше народа умирает. Поэтому считаю, что всё это есть, но, скорее всего, мы видим только маленькую часть айсберга.

— «За 60−70 км от столицы попадаешь если не в 90-е, то в начало 2000-х. Тот же мусор, все разбито, произвол властей, менты, которые легко могут тебя побить, и люди, которые ничем не защищены и никак не мотивированы». Как защитить таких людей, по твоему мнению, и чем их мотивировать?

— Наверное, повторюсь — всё начинается с себя и с самоуважения. Если ты привык жить в подъезде, в котором бухают и гадят, и ты считаешь это нормой — это твоя беда. Можно же собраться и поговорить с соседями, но зачастую таким человеком являешься ты сам.

Я переехал из Климовска (микрорайон города Подольска в Московской области — прим.ред.), сейчас живу в Москве уже второй год. Зачастую приходится возвращаться в Подольск по каким-то делам: детей увидеть, к матери в гости заехать. Ходя по городу, понимаю, что у людей в жизни ничего не изменилось: вот те самые ребята, с которыми я рос во дворе, сидят с утра и привычно пьют пиво.

Подольск — это не крайний свет. Есть, например, посёлок Львовский, есть города между Чеховом и Серпуховом — это уже дальнее Подмосковье. И у людей действительно нет цели в жизни, они живут по принципу: «отучиться в школе — окончить ПТУ и институт, чтобы не забрали в армию — устроиться на завод». Ты ходишь на работу просто потому, что тебе нужны деньги, чтобы было на что попить пиво. У тебя есть квартира, которая досталась от родителей, тебе 14–15 тысяч в месяц вполне хватает, чтобы взять телевизор в кредит, какую-нибудь старенькую машину и вечером с друзьями пить пиво. В принципе, тебе больше ничего и не нужно.

Не могу сказать, что такие люди несчастливы, просто критерии счастья у всех разные. Жизнь в определённый период поставила меня в такие условия, когда действительно пришлось думать о том, где жить, чем кормить семью. Мне в принципе западло было всё время у родителей деньги брать, хотя они никогда не отказывали в помощи. Я очень благодарен судьбе, что в своё время попал в банковскую среду и увидел, как люди могут с нуля добиваться успехов. Когда я работал в банке, моя первая зарплата была 14 000 рублей. Уволился я с окладом в 150 000, и этот период не занимал какого-то длительного промежутка времени. В 24 года я уже взял квартиру в ипотеку, и моя семья ни в чём не нуждалась. Я понимал, что мне нужно вкалывать, у меня были какие-то ориентиры, я видел, как ребята делали карьеру и понимал, что за красивые глаза тебя никто повышать не будет.

Когда я сам стал руководителем, то видел людей, у которых цель — просто приходить на работу, отсидеть, получать зарплату 30 000 и уходить. В основном это были люди, которые родились и живут в Москве, у них есть квартира и больше им ничего не нужно. А были люди, которые либо планировали карьеру и строили себе будущее, либо люди, которые приехали из регионов. Им надо квартиру снимать, получать премию, потому что тридцатка оклада уходит только на то, чтобы оплачивать квартиру.

У нас большая проблема в том, что люди не представляют и не знают, кем они хотят стать через пять лет. Есть такая вещь — визуализация. Я, например, могу себе представить, что через пять лет я буду стоять на сцене битком заполненного стадиона или какой-нибудь ВТБ-арены, и люди будут хором петь мои песни. Может быть, я к этому и не приду, но делаю конкретные шаги, которые меня приближают к этому. Могу представить, что к следующему лету немного приду в форму и то, каким хочу себя видеть, — уже начал ходить в тренажёрный зал. Могу поставить себе цель зимой, пока в России сугробы, ливни и всё плохо, слетать отдохнуть на юг, и потихонечку иду к этой цели — откладываю деньги.

В целом, когда цель определена, и человек себя кем-то видит и знает, зачем ему это нужно, к этой цели гораздо проще прийти. У нас почему-то живут так, будто надеются завтра выиграть миллион или что их богатая бабушка уйдёт на тот свет и оставит им квартиру, а сами абсолютно ничего не делают. Нет, круто, конечно, если всё это произойдёт, но чаще всего ничего не происходит. Есть фраза: «На бога надейся, а к берегу плыви». Вот я сейчас работаю менеджером на Soyuz Music, работаю с молодыми и немолодыми ребятами. Приходится часто объяснять, что хайп — дело такое: здорово, если случится, но так же быстро, как взлетишь, есть возможность упасть. И никто не отменял концертов, туров, интервью и всего прочего, что нужно делать регулярно. Точно так же, как ты ходишь на работу — у тебя есть минимум обязанностей, которые ты должен сделать. Иногда ты делаешь что-то из ряда вон выходящее, что тебя выделяет из серой массы сотрудников.

С музыкальной точки зрения всё примерно то же самое: тоже нужно заниматься имиджем, писать песни, записывать их, думать над материалом, давать интервью, ездить в туры, а не сидеть и ждать, пока тебя пригласит Юра Дудь. Многие без всяких хайповых вещей добиваются успеха и потом приходят к тому же Дудю уже большими артистами, а не просто людьми с улицы.

У нас, к сожалению, ни в школах, ни в институтах не учат тому, что должна быть конкретная постановка жизненных целей, что нужно определять свои приоритеты. В столицах с этим ещё полегче. Да, говорят, что работу сложно найти. Блин, я точно так же жил в Климовске — в городе с населением 50 000 человек, в котором кроме «Пятёрочки» или завода просто негде работать. Но Климовск всего лишь в часе езды от Москвы — поездил туда-обратно год-два, потом можешь себе позволить купить машину или ещё что-то.

Просто нужно поставить себе какую-то конкретную цель и понимать, что не всё приходит сразу.

— Ты говорил, что у тебя обострённое чувство справедливости. Ты считаешь это скорее положительным или отрицательным качеством?

— Чувство справедливости само по себе положительное. С другой стороны, нужно понимать, что, во-первых, понятие справедливости у всех людей своё, а, во-вторых, с возрастом начинаешь задумываться о том, что в некоторые процессы лучше и не лезть. Хотя бы по одной простой причине: есть люди, которым условно «ссы в глаза — божья роса». Ты им в принципе ничего не докажешь, просто надо делать своё дело и не тратить на таких людей своё время. Иногда нет смысла влезать в пьяную драку, заступаясь за кого-то, когда ты за это и сам ещё можешь поплатиться, — но это приходит со временем. Когда ты гуляешь с ребёнком, понятное дело, что в первую очередь думаешь о его безопасности, и что бы ни произошло, ты навряд ли куда-то полезешь. Ты ответственен за жизнь маленького человека, который может стать жертвой случайных обстоятельств.

Иногда я очень остро воспринимаю определённые вещи, когда вижу, что происходит какая-то вопиющая несправедливость. Но с возрастом стал мудрее к этому относиться и менее инертно, то есть, начал сначала оценивать ситуацию, думать над ней, рассматривать всё с разных сторон и только потом делать какие-то выводы. Потому что практически всегда информация нам преподносится достаточно однобоко — и это касается не только власти, но и оппозиции. Вообще любой человек защищает себя в любом конфликте, и нужно понимать, что истина где-то рядом — плюс-минус со сдвигом в какую-то из сторон.

— В конце лета у вас в группе появился новый гитарист Михаил. Сколько времени понадобилось для того, чтобы идеально сыграться и прочувствовать друг друга?

— Да, мы быстро нашли взаимопонимание, он с нами уже год или полтора отъездил в качестве звукорежиссёра. Человек не со стороны, он в теме и во всё врубается. Когда он был маленький, то слушал «Йорш». Он нас младше на 4–5 лет, в своё время мы были для него рок-героями, и вот он попал к нам в группу, уже зная наши песни. Единственный момент был в том, что он рос в «металлической» среде, и приходилось ему иногда объяснять, что нам не надо как в «металле», нам надо играть попроще.

— В нашем прошлом интервью, отвечая на вопрос о том, что два года назад ты мечтал уехать в Белоруссию, ты сказал: «Мне там нравится — там тихо, спокойно. Я родился, жил и вырос в Подмосковье, и московская суета мне чужда: огромное количество людей в метро, бешеный ритм, когда ты постоянно куда-то опаздываешь. Гастролируя по Белоруссии и часто гуляя по Минску, я замечал, что там более размеренный ритм жизни, и мне очень нравится, что там вполне чисто (я вообще очень люблю чистоту), там нет никакой спешки».

Сейчас в Белоруссии происходят полностью противоположные события. Насколько болезненно ты это воспринимаешь?

— Конечно, очень переживаю за своих друзей, за Беларусь в целом. Но нужно тоже понимать, что тишину и спокойствие создаёт не отсутствие таких явлений. Понятно, что это форс-мажорная ситуация — люди вышли на митинги, власть начала остро реагировать. Но это происходит только сейчас, а если смотреть в целом, если нет никаких волнений, то там спокойно и тихо, живут добрые люди.

Атмосферу в городе создают в первую очередь его жители, это нужно понимать. И в Беларуси я себя всегда прекрасно чувствовал, как в своей тарелке: нет суеты и беготни, огромного количества людей на улице, всё чистенько, убрано, люди не мусорят. В этом плане Беларусь меня очень сильно привлекает; думаю, что, возможно, когда-нибудь осуществлю свою мечту. А сейчас желаю своим товарищам и в целом всем белорусам это испытание истории — а это, несомненно, исторический момент — достойно выдержать и одержать победу, чтобы всё у всех было хорошо.

— Как оценишь свою творческую продуктивность этим летом?

— Положительно. Смотря что имеется в виду под творческой продуктивностью: если речь идёт о записанных песнях — мы в начале лета дописывали альбом. Плюс ко всему, несколько песен мы в альбом не включили, одну будем релизить либо сейчас, либо под Новый год, может, чуть позже. Если мы говорим про гастроли — несмотря на то, что не было электрических концертов, кроме небольшого выступления в Москве и фестиваля в Горбушке, я всё лето проездил с квартирниками и акустическими выступлениями. Поэтому у меня творческая жизнь не останавливалась, только вот в мае я отдыхал. Лично на мне, как на творческой единице, все эти коронавирусные истории не сильно отразились, потому что я сразу просёк, что не будет никаких клубов и никакого электричества. И, следуя заветам старых рок-н-рольщиков, просто спокойно начал играть квартирники, потому что у них особенная атмосфера, люди хотят собираться и тусоваться.

— Недавно у тебя вышел фит с «Наконечным» под названием «Юра, мы всё про…ли». Можешь ли назвать вещи, которые ещё не про…ны у нас, но в скором могут быть?

— У нас люди хорошие. То есть, если мы ещё людей про…м, воспитание детей — это будет полный провал. У нас есть надежда, пока в человеческих сердцах живут доброта и гуманизм.

Интервью: Александр Петрич
Фото: Сергей Утенков / Рок в кадре и не только