Писатель и литературный критик Роман Арбитман рассказывает о своих псевдонимах, о первых литературных опытах и делится рассуждениями о судьбе отечественной литературы.
— Что происходит в современной русской литературе? Кто из ныне пишущих авторов, на Ваш взгляд, станет классиком?
— Мне и самому интересно: что происходит в современной литературе? Но поскольку я нахожусь, скорее, внутри процесса, чем снаружи, мне не видно. Здесь, внутри, кажется, что всё давно умерло: птицы не поют, деревья не растут, вода ржавая, воздух спёртый… Считается, что если в России плохая политика, то должна быть хорошая литература: Пушкин писал в годы «николаевской реакции», да и вся прочая русская классика постоянно боролась с цензурой и в борьбе рождала шедевры. Но сейчас в России — наихудшая из цензур: внутренняя. Автор может писать что угодно и ничего ему, скорее всего, за это не будет, но… Многим просто страшно «шагать не в ногу» или неловко подставлять своего издателя. Но «изгибаться вместе с генеральной линией» — противно. Поэтому у нас ничего не пишут «про сегодня», кроме публицистики.
Правда, ещё можно писать романы про «тёмное завтра», но, по-моему, Оруэлл ещё давным-давно всё про нас написал: и «десятиминутки ненависти» по ТВ, и «Война — это мир», и «тот, кто контролирует прошлое, контролирует будущее», и про Большого Брата, и про сапог, которым наступают на лицо. Оруэлл, правда, писал про Англию, но получилось про нас…
Так что я очень боюсь, что классиком у нас волей-неволей станет Владимир Сорокин, которого не люблю за плакатность и недостаток художественности.
— Расскажите о своем первом литературном опыте. Что это было? Как отреагировали читатели?
— Свой первый стишок я сочинил в четыре года. Я сидел в кабине грузовика, в который складывали наши вещи — мы переезжали из частного дома в кооперативную квартиру. Вокруг валялся на земле какой-то хлам, мне было жалко бывших соседей, но я испытывал и чувство превосходства. И родились строки:
«До свиданья жители! / До свиданья жители! / Скоро весь перелом / Превратится в металлолом!».
Как вы уже заметили, наверное, чувств у меня было много, а слов мало… Родителям, однако, мои стихи понравились, и когда я пошёл в школу, то продолжил свои опыты. Писал стихи про то, о чём почти ничего не знал: о войне, о пионерах-героях, о Вьетнаме… До поры родители мирились с моим рифмоплетством, но потом папа пришёл в школу на какой-то наш утренник и услышал, как пионервожатая меня представляет: «А сейчас выступит наш дружинный поэт…» Дома папа мне популярно объяснил, что звание «дружинного поэта» — это не очень почётно… В общем, я завязал со стихами и переключился на пьесы. В шестом классе написал пьесу «Предатель» — про партизан, а в седьмом — пьесу «Подозреваются четверо», детектив из английской жизни. Эти чудовищные опусы я сам же и поставил со своими друзьями, и сыграл там какие-то роли…
— Сколько у Вас официальных псевдонимов? Почему и как Вы их избрали?
— Я сам не помню, сколько у меня псевдонимов. Но это, в основном, такая журналистская рутина — проходные заметки нужно было подписывать безликими именами. А так-то я старался не брать псевдонимов без крайней нужды. То есть «просто» другое имя меня никогда не интересовало, за именем должна была просвечивать отдельная выдуманная личность. Для фейковой «Истории советской фантастики», например, был нужен фейковый же доктор филологии Рустам Святославович Кац, а для политико-иронических триллеров — русско-американский писатель-эмигрант Лев Аркадьевич Гурский. Ну и так далее. Другое дело, что реальную личность «Каца» я особенно не скрывал, а вот у «Гурского» была легенда понадёжнее, и я надеялся прятаться за выдуманной спиной выдуманного Льва Аркадьевича хотя бы лет десять. Но увы. Есть у нас ещё граждане, которых хлебом ни корми, а дай только поразоблачать чужую литературную игру… Дмитрий Львович Быков так долго всем капал на мозги, что никакого Гурского нет и его придумал Арбитман, что мне, в конце концов, надоело обороняться. И в начале нулевых я сознался в одной ночной телепрограмме: ладно, мол, ладно, Гурский — это я. Но зрителей было мало, а из телеобозревателей, по-моему, только Слава Тарощина заметила мой литературный «каминг-аут». Так что мне потом ещё неоднократно приходилось «признаваться» на бис — в других телепрограммах, в газетных интервью и пр. И всё равно легенда оказалась слишком хорошей: многие до сих пор уверены, что писатель Гурский — эмигрант «третьей волны» и проживает в Штатах.
— Вы много пишете политической сатиры, фантастики и детективов. Насколько трудно издать книгу в крупном издательстве?
— На этот вопрос нет универсального ответа. В 90-е годы издавать книги в таком жанре мне было легко. Помнится, первый роман Гурского вышел в 1995 году сразу тремя изданиями — первое в Саратове, второе — в Москве, третье — в Смоленске. Общий номинальный тираж был тысяч сорок, а сколько реально там нашлепали — одному Богу известно… И в конце 90-х, когда по «Перемене мест» вышел телесериал, Гурского тоже стали усиленно переиздавать. А вот в нулевые годы книжный рынок стал скукоживаться, увы… Из всех книг Гурского труднее всего было издать квазиобиографию второго президента России Романа Ильича Арбитмана. Это была пародия на серию ЖЗЛ, но многие почему-то думали, что это пародия на жизнеописание Путина. В конце концов я выпустил книгу в Волгограде тиражом 800 экземпляров. И потом ещё год моим издателям пришлось судиться с «Молодой гвардией», которая приняла эту пародию очень близко к сердцу и требовала уничтожить тираж и выплатить им миллион за беспокойство. Но ни того, ни другого у них не вышло. А книгу я потом переиздал в Москве — вместе с документальной историей про этот судебный процесс и так далее.
— Вкратце о книгах. Над чем работаете в настоящее время? Что хотите увидеть экранизированным?
— Как человек суеверный, я стараюсь не говорить о проектах, которые ещё не закончил. Идей много, работа идёт, о результатах доложу сразу же, как только что-нибудь из намеченного реализуется… Что же касается экранизаций… Давно жду, когда кто-нибудь из режиссёров заинтересуется моим романом «Убить президента». По-моему, из этого может получиться интересное кино или даже телесериал — в жанре политического триллера. Но, боюсь, не в России… По крайней мере, не в нынешней.
— Ваш родной город — Саратов. В чём его отличие от всех других городов мира? Как прошла Ваша юность в этом городе?
— Саратов — родина Чернышевского: музей Чернышевского, улица Чернышевского, памятник Чернышевскому, университет имени Чернышевского… Вся моя юность прошла в тени Николая Гавриловича. В советские годы его было так много и внедряли его повсюду с таким остервенением, что в нашем городе все, по-моему, ненавидели этого писателя. Зато сейчас наш знаменитый земляк стал подозрительной личностью — вроде как бы экстремист, террорист, революционер, политзэк… Нынче это не модно. Его не отменили у нас совсем, но агрессивный пиар начисто исчез. И, надо признать, в качестве диссидента мне мой земляк нравится теперь значительно больше. Хотя, конечно, литературных красот в его романах не прибавилось.
— Расскажите о своей семье?
— Моя мама была инженером, полжизни проработала на одном заводе, а папа был искусствовед — специалист по творчеству художника Николая Ге. При жизни он сумел выпустить книгу о нём очень небольшим тиражом, и только после смерти отца я смог переиздать её. В отличие от отца, я ничего не смыслю в изобразительном искусстве — и ничуть этим не горжусь. К счастью, жена моя — искусствовед, работает в художественном музее. Если что, всегда могу спросить у жены — как в детстве спрашивал у отца…
— Как Вы думаете, электронная версия победит добрую старую бумажную книгу или этого не произойдёт?
— Думаю, от электронных книг пострадают только покетбуки — одноразовое чтиво. Но книги хорошо оформленные, в переплётах, на хорошей бумаге, с иллюстрациями… Нет, эти книги не пропадут. Другое дело, что многие из них станут предметом роскоши. Но меня и моих знакомых это как раз не пугает, мы возвращаемся к истине «Книга — лучший подарок». И давно уже дарим друг другу книги — предварительно сговорившись.
— Может ли современный писатель жить на авторские гонорары или это совершенно невозможно?
— Некоторые авторы в России живут на гонорары, но назвать их писателями я не рискну. Выживают те, кого переводят на другие языки или на целлулоид. У меня же в этом смысле опыт не очень большой. Самый большой гонорар за роман я получил не от издателей, а от телевизионщиков. Но это было ещё в прошлом веке, когда ТВ было менее «политическим» и у него было человеческое лицо… Может быть, когда-нибудь оно вернётся. Я как писатель-фантаст хочу в это верить.
Роман Эмильевич Арбитман — русский писатель, сатирик, литературный критик.
Родился 7 апреля 1962 года в Саратове в семье служащих. Окончил филологический факультет Саратовского университета (1984). Работал учителем в сельской школе (1984–1987), корректором в издательстве Саратовского университета (1987–1989), заведующим отделом прозы в журнале «Волга», обозревателем газеты «Саратов — столица Поволжья» (с 1993). Дебютировал как автор научно-фантастических рассказов. Печатался как критик (в основном детективной и фантастической литературы) в «Литературной газете», в газетах «Сегодня», «Время МН», «Время новостей», в журналах «Урал», «Сфинкс», «Волга», «Знамя», «Литературное обозрение», «Октябрь», «Дружба народов», «Реальность фантастики», вёл авторскую рубрику «Арбитмания» в журнале «Звёздная дорога» (2003). Заработал себе репутацию критика, «которого, — по словам Михаила Успенского, — многие не любят. Да и можно ли любить плавиковую кислоту? Но без неё никакая химия не обойдётся — даже литература». Известен как писатель-мистификатор, работающий под разными псевдонимами, но наибольший успех приобрел ехидными детективами, публикующимися от имени русского американца Льва Аркадьевича Гурского. По роману «Перемена мест» поставлен 18-серийный телефильм.
Интервью: Александра Багречевская
Фото из личного архива Романа Арбитмана
Прокомментируйте первым "Роман Арбитман: «Многим просто страшно “шагать не в ногу”»"