Елизавета Александрова-Зорина: «Обидно, что в России нет больших литературных фестивалей»

Елизавета Александрова-Зорина родилась в 1984 году в Ленинграде. Писатель, публицист, колумнист «Московского комсомольца». Публиковалась в журналах «Сибирские огни», «Новый журнал» (США), «Балтика» (Эстония) и других. Обучалась на Высших курсах режиссёров и сценаристов. Её художественная проза переведена на английский, французский и арабский. 

— Вы родились в Санкт-Петербурге, выросли в городе Ковдор Мурманской области. Сравниваете родной город с городом, где прошла Ваша юность? Согласитесь, что писатель черпает вдохновение в родных краях? Или это не так?

— Если быть точнее, я родилась в Ленинграде. Так получилось, что у меня три родных города: Петербург, Ковдор и Москва, в которой я живу уже много лет. Мой первый роман «Маленький человек» — о Заполярье, второй, «Сломанная кукла», — о Москве, повесть «Три семёрки» (из одноимённого сборника) — о Петербурге. У меня немало рассказов, посвящённых Козельску и его окрестностям, потому что мы с мужем полтора года прожили в деревеньке Ордёнки, которая находится через овраг от «злого города». Думаю, писатель черпает вдохновение везде — и там, где ему доводится жить, и там, где он никогда не был, но мечтает побывать.

— Вы обучались на Высших курсах режиссёров и сценаристов. Помимо литературной работы, планируете заниматься кино? Возможно, в ближайшее время запланирован дебют?

— Я сняла короткометражную 32-минутную драму «Террористы» на тему мигрантов и социальных фобий, разжигаемых средствами массовой информации. В главных ролях — Наргис Абдуллаева из Театр.doc и Юрий Елагин, актёр театра «Балтийский дом» и экспериментальной сцены Анатолия Праудина (к своему стыду, совсем недавно открыла для себя этого талантливейшего театрального режиссёра, но теперь каждый раз, когда приезжаю в Петербург, обязательно иду на его спектакль).

Главный герой фильма Иванов (фамилия взята неспроста, Иванов тут значит «кто угодно», «любой из нас») утром отводит дочерей в детский сад. А вскоре ему звонят и сообщают, что детский сад захвачен террористами, и его девочки среди заложников. Иванову предлагают спасти дочерей, и в его руках оказывается похищенная жена террориста (во всяком случае, так ему говорят). Ну, а дальнейшее развитие сюжета пересказывать не буду, сохраню интригу… Фильм будет показан на фестивалях, но для читателей я хочу устроить небольшие показы в Москве и Петербурге, в рамках книжной презентации или творческой встречи.

— Ваши книги изданы в знаменитом «Эксмо». Расскажите о них. Между текстами есть связь, литературные персонажи переходят из романов в рассказы и обратно? Или это обособленные, не связанные друг с другом произведения?

— Книги вышли в авторской серии «Бунтовщица. Книги Е. Александровой-Зориной», но единственное, что их объединяет, это автор. Никаких общих героев, никаких общих сюжетов. В издательстве подумывали назвать мою серию «Русский экзистенциализм» (сразу хочется пошутить про бессмысленный и беспощадный), но решили, что это название недостаточно «коммерчески привлекательное». А жаль.

Зорина

«Сломанная кукла» — роман о том, как одна self made woman, не сумев попасть домой из-за захлопнувшейся двери, прошла головокружительный путь от успешного психолога и коучера до бродяги. Эта книга не о «падении», а, наоборот, о том, как спускаясь всё ниже и ниже по социальной лестнице, человек обретает себя. «Сломанная кукла» — о психологических экспериментах, которые ставила героиня над людьми, и о психологическом эксперименте, жертвой которого становится сама. Вообще я садистка: люблю помещать героев в экстремальные условия и наблюдать, как развиваются события.

Зорина

«Человек без лица» (это издательское название, а авторское — «Человек — имя существительное») — о невзрачном сотруднике городского департамента, страдающем прозопагнозией, нарушением способности узнавания лиц (даже из зеркала на него смотрит незнакомец). Он обвинён в страшном преступлении, которого не совершал, и, оказавшись в одиночной камере, остаётся наедине со своими воспоминаниями. Эта книга напоминает литературную мозаику, составленную из историй, снов, воспоминаний, диалогов героя с реальными и вымышленными людьми, объявлений, газетных вырезок, следственных материалов и прочего-прочего. В издательской аннотации есть сравнение с Камю и Кафкой (сравнение не автора, а сюжета, темы, стилистики), и это, наверное, справедливо. Я, пожалуй, добавила бы ещё Макса Фриша и Ивана Зорина.

Зорина

«Три семёрки» — сборник повестей и рассказов. Неровный сборник, есть в нём и очень удачные произведения, и те, которые по-хорошему надо было бы из него выбросить. Моя любимая повесть в книге — «Развилка»: о мужчине, который, заблудившись в метель, оказался в заброшенной деревне, где доживают свой век одинокие женщины и старухи, угрюмые, одичалые, полные суеверий и предрассудков. Он хочет поскорее выбраться отсюда, но остаётся навсегда… Я подумываю о том, чтобы экранизировать «Развилку».

— В 2016 году вышло сразу три Ваших книги. Планируется издание новой книги в ближайшее время?

— В этом году — нет. Наверное, уже в следующем. Не хочу торопиться, текст должен «вызреть» как вино. Зато выйдут сразу два новых романа, над которыми я сейчас работаю.

«Homo fobia» — история о том, как в туннеле метро остановился поезд. На десять минут, полчаса, час, сутки, трое суток… Это роман о страхах, общественных и личных, социальных и частных, мнимых и настоящих, распространённых и редких, о страхах, которые перерождаются в предрассудки, и фобиях, являющихся психическим расстройством.

Про второй роман, «Фантомные боли», который уже почти закончен, расскажу чуть подробнее. У главных героев книги нет имён, они — он и она. Он — пятидесятилетний журналист, заболевший раком и после операции переставший быть мужчиной. Его прежняя жизненная философия — жить ради жизни, наслаждаться каждым днём, каждой минутой, любой встречей, любым знакомством, женщинами, погодой, находить красивое в обыденном и сложное в простом, — после операции полетела ко всем чертям. Она — двадцатилетняя актриса, умирающая от лимфомы. На сцене с пяти лет и, сыграв сотни чужих характеров, осталась без собственного. У неё нет личности: нет своих чувств, переживаний, мыслей, характера, она — как белый лист бумаги. Роман о том, как найти смысл в жизни, когда от жизни почти ничего не осталось. Несмотря на онкологическую тему, «Фантомные боли», пожалуй, самая светлая и жизнеутверждающая среди моих книг. И вообще, она о любви.

Я поймала себя на мысли, что есть книги, которые интереснее в кратком изложении, а есть те, что в аннотации выглядят не лучшим образом. «Homo fobia» и «Фантомные боли» из вторых и на самом деле гораздо лучше, чем я вам их описала. Поверьте на слово.

— Насколько сложно современному российскому писателю найти хорошего литературного агента и заключить взаимовыгодный контракт?

— Думаю, сложно. Писателей очень много, а литературных агентов очень мало. Есть Наталья Перова и агентство ФТМ, есть Юля Гумен и Наташа Банке, есть Галина Дурхстофф, живущая в Германии, есть русско-итальянская писательница Елена Костюкович, больше известная как переводчица Умберто Эко. Есть ещё Ирина Горюнова, работающая с российскими издательствами. Может, я забыла кого-то ещё, но это — ведущие литагенты. Если учесть, что у всех них есть уже свой пул авторов, и новых они берут только уж если очень захотят (чаще всего — если автор уже чего-то без них достиг), то бедным писателям податься некуда. А без агента очень тяжело, все профессиональные среды неприветливы к новичкам, но писательская — неприветлива особенно (к новичкам вне зависимости от возраста, хотела бы я добавить).

Мне повезло, ещё в финале премии «Дебют» меня заметила Наталья Перова, которая и занимается моим продвижением все пять лет. Сейчас она работает в литературном агентстве ФТМ (это первое литагентство в России, существующее с 1989 года и, к примеру, сделавшее Пелевина Пелевиным), и теперь я клиент этого агентства. Мне в этом качестве очень комфортно, все мои публикации и издания случились только благодаря Наталье Перовой. Не было бы её в моей жизни, скорее всего, не было бы ничего.

В идеале литагент — не только «переговорщик» с издательствами, он ещё и первый читатель, и честный, беспощадный критик. А ещё это человек, который верит в тебя, любит твои книги, ждёт твоих книг — и это очень вдохновляет.

— Ваши книги переведены на несколько языков. Вы часто посещаете литературные фестивали в Европе. Недавно Вы были в Эстонии. Что сейчас интересно на Западе? Как там принимают наших писателей?

— В Эстонии я представляла свой роман «Маленький человек», вышедший на эстонском языке («Väike inimene» по-эстонски). Таллинский HeadRead — это образцово-показательный литературный фестиваль, организаторы которого считают своей задачей, во-первых, показать Эстонии писателей со всего мира, а во-вторых, показать зарубежным писателям Эстонию и влюбить их в неё. Большая работа делается для того, чтобы обратить внимание на эстонских писателей (и эстонскоязычных, и русскоязычных) зарубежных литагентов, издателей и журналистов. Честно говоря, было завидно и обидно, что в маленькой Эстонии есть такой фестиваль, а в большой России — нет. Я сейчас имею в виду именно международный формат и продвижение своей литературы в мире, а междусобойчиков-то у нас полно. Всего в фестивале HeadRead-2017 участвовало 112 писателей из Эстонии и других стран (от Великобритании до Малайзии), а из 75 мероприятий 13 были на русском языке.

Помню, как ещё в сентябре 2016-го, за 9 месяцев до фестиваля, организаторы спросили меня, из какого города я буду лететь в Таллин. Они уже тогда начали свою работу! Мне это показалось смешным (какой русский не любит анекдоты про эстонцев), но когда я увидела, как организован фестиваль, то прикусила язык. Кроме того, что он был продуман до малейших деталей, но ещё и сделан с большой любовью — к фестивалю, к гостям, к книгам. Всё нужно делать с любовью — не к себе любимому, а к делу, которым занимаешься (мои слова можно было бы считать невыносимой банальностью, если бы это правило соблюдалось хотя бы среди фестивальных оргкомитетов).

Кроме собственных выступлений гостей фестиваля ждали официальные приёмы в посольствах, спектакли, лекции, экскурсии по Эстонии, «литературные вечеринки», где писатели знакомились друг с другом и с зарубежными издателями, так же приехавшими на фестиваль. Кстати, эстонцы не любят длинных речей — и это ещё один приятный сюрприз HeadRead. Если у нас каждое литературное мероприятие — это как минимум час-полтора невыносимо скучных речей, во время которых слушатели только и думают, что о фуршете, то в Эстонии официальная речь занимает 5 минут. А после начинается неформальная часть, где обычно и происходит всё самое интересное.

Для меня, приехавшей из России, этот фестиваль был глотком свежего воздуха. Правда, русско-эстонский журналист Николай Караев в своей статье о фестивале описал абсолютно те же впечатления, что и я увезла из Эстонии (вот только Караев-то ниоткуда не приезжал и никуда не уезжал, он живёт в Таллине). Чтобы не повторяться, я просто приведу цитату из его статьи: «На фестивали в Эстонию съезжаются самые разные писатели, режиссёры, актёры, и все они приносят с собой взгляд извне. И когда ты с ними делаешь интервью, обмениваешься мыслями и впечатлениями, когда ты их слушаешь на встречах с публикой, просто смотришь на то, как грациозно и естественно они ломают представления, которые в инфопространстве Эстонии принято считать чем-то железобетонным, — тогда наконец вздыхаешь облегченно: оказывается, это не ты идиот, оказывается, есть люди, которые думают так же или почти так же, и какие люди притом…» В общем, фестиваль HeadRead — глоток свежего воздуха не только для русских из России, но и для русских в Эстонии. Отсюда вывод — литературные фестивали не должны заканчиваться.

Что касается моих частых поездок, то это преувеличение, конечно. По сравнению с авторами, которые умудряются ездить за госсчёт раз десять в год, я почти нигде не бываю. К тому же, после того, как я ляпнула что-то против Путина на Парижском книжном салоне, меня перестали включать в официальные писательские делегации (да и раньше приглашали крайне редко). Не могу сказать, что расстраиваюсь: я всегда чувствовала себя крайне неуютно и неуместно среди чванливых литфункционеров, побитых молью главредов толстых журналов и вечно пьяных писателей — в России кстати довольно приличных, но за границей считающих своим долгом много пить и есть, меряясь друг с другом «белковым ударом» от устриц и несварением желудка от фуагра. Кстати, может, не только критика Путина сыграла свою роль, но и то, что я публиковала в Фейсбуке смешные истории об удивительных приключениях русских писателей в Европе. И на меня сильно обиделись.

Как там у Бродского?

«Я где-то в промежутке или вне.
Однако я стараюсь, ради шутки,
в действительности стоя в стороне,
настаивать, что «нет, я в промежутке».

Интервью: Александра Багречевская
Фотографии из личного архива Елизаветы Александровой-Зориной